За давностью лет

Под его пристальным взглядом я начал послушно опускать дуло пистолета, но неожиданно раздался выстрел, курок, оказывается, не выдерживал даже легкого нажатия. Я почувствовал пронзительную боль в левой руке и увидел, как оседает, будто став ватным, Гусев”.

„Но раз ты его убил, как же узнали о нас жандармы?”

„Ты мне не веришь? — Симонов опустил голову. — Да, я виноват, что привел эту гадину в дом Сашеньки”.

Он неожиданно вскочил, дико озираясь. Видно, на него нашло помутнение. Он бросился куда-то в темноту, в глубь барака. Я остался с Новинским.

Утром все проснулись от страшного крика: „Покойник! Удавленник!”

Я бросился на крик и увидел в рассветной мгле силуэт Симонова, висевшего на решетке окна.

Барак взорвался криками: „Скоро мы все здесь удавимся! Начальника тюрьмы сюда! Бей охрану! "

Неистовство охватило нас. Понадобилась сила всех охранников тюрьмы, чтобы утихомирить узников. Однако бунт не прошел даром — всех перевели из карантинного барака в общие камеры, находившиеся в каменном здании.

Только в апреле нас погнали дальше, к верховьям Лены. Мы с Новинским попали на разные прииски. Потом от товарищей я узнал, что он так и не оправился от болезни. Воспаление легких перешло в чахотку. Он вскоре скончался.

Я до сих пор не уверен в правдивости Симонова. Может быть, убив Гусева, он просто сошел с ума и в его исступленном мозгу родилась мысль о том, что тот являлся провокатором? Во всяком случае, оба они мертвы, и, наверное, нет необходимости допытываться, кто же из них нас предал».

ЕСТЬ ТАКАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ!

Борис саркастически посмотрел на Игоря, так и светившегося самодовольством.

— Значит, ты считаешь, что следствие закончено и можно ставить точку?

— Конечно! Какая, в конце концов, разница, кто — Гусев или Симонов — явился предателем! — Он обвел взглядом присутствующих, ища поддержки.

— По-моему, Игорь прав! — не выдержала Лариса. — Я тоже не вижу смысла в дальнейшем поиске...

— Как же вы не понимаете! — загорелся Борис. — Очень важно знать, явилось то предательство следствием случайной трусости или было результатом разлагающей деятельности охранки.

— Но у нас больше нет никаких свидетельств, — возразил Андрей, сохранявший до того нейтралитет.

— Неправда! — снова заспорил Борис. — У нас могут оказаться десятки новых свидетелей, если хорошенько поискать...

— Где? — удивился Андрей.

— В книгах, рассказывающих о том времени,

— А Борис прав! — поддержал его Максим Иванович. — Вспомните — у нас ведь есть еще одна ниточка...

— Какая? — недоверчиво спросил Андрей. — Мы вроде все возможности использовали.

— Показания полицейского, что якобы продала организацию некая Зинаида.

— Но мы уже знаем из воспоминаний, — горячо заспорила Лариса, — что в этой подпольной организации женщин, кроме Новинской, не было. А Саша никак не могла стать предательницей.

Максим Иванович скептически покачал головой:

— Лариса, извини, но ты рассуждаешь по-дилетантски.

— Как это?

— А так. Женская кличка вовсе не означает, что провокатор — женщина. Охранники в целях конспирации давали своим агентам самые неожиданные прозвища. Вот что, например, вы знаете о Блондинке?

— Блондинка? Какая еще Блондинка? — наперебой заговорили все.