За девятое небо

Огнедар, поминая всех Богов, покинул балкон терема – в княжеском дворе не осталось ни умертвий, ни колосаев – только убитые: и южане, и северяне навеки застыли в корчах на земле. Князь, стараясь не смотреть на убиенных, что лежали и в теремных палатах, силясь унять дрожь и заставить перестать стучать зубы, брёл по терему. Огнедар не знал, куда идёт и что теперь делать, – Явь поменялась с Неявью местами. Князь спустился в нижние хоромы и замер: странные, леденящие душу звуки наполняли сени вместе с лютым холодом. Молясь отцу Сварогу, Огнедар заглянул в горницу, да так и замер: мертвец, почти разложившийся, с чёрной, покрытой струпьями кожей, склонился над трупом витязя. Умертвие будто принюхивалось к павшему сварогину, изучало его. Наконец навь положила когтистую руку на грудь усопшего и зашептала – заупокойный голос, более похожий на хрип, холодом разливался по терему, застывая в воздухе серым кружевом, что затем опускалось на витязя. Кружево уплотнялось, узор смыкался, скрывая лежащего воина от глаз, и, наконец, затвердело, превратившись в скорлупу. Тварь перестала шептать и ударила когтем твёрдую ворожбу – та с треском распалась на осколки, открыв взору живого мертвеца.

– Вот так обретают бессмертие, – тихий голос раздался позади, и Огнедар едва не отдал душу Птицам. Оба умертвия повернулись к князю, но вместо того, чтобы напасть, почтительно склонили головы. Огнедар разумел, что кланялись не ему, а тому, кто стоял позади. Князь, холодея, медленно обернулся, страшась увидеть нечто ещё более ужасное, да так и замер: в тереме стоял высокий статный молодой мужчина в чёрном платье и чёрном, вышитым серебром плаще. Чёрные волосы гордого красавца были уложены на пробор, а горящие тьмой глаза смотрели в самую душу. Рядом со сварогином находился белый старец-волхв да витязи из плоти и крови, одетые, как и подобает дружинникам, – в доспехи и алые плащи.

– Вижу, что сбил тебя с толку, княже, – положил руку на сердце чёрный сварогин. – Не признал меня – своего спасителя и истинного царя Сваргореи.

– Не признал, – только и смог произнести князь.

– Конечно, столько лет прошло. – Драгослав оглядел палаты, будто вспоминал их. Хотя в княжеском тереме Мореграда Кощей не был. – Люди быстро всё забывают, да? – Драгослав вновь посмотрел на замершего Огнедара.

– Да, – кивнул князь. Странный сварогин внушал страх не меньший, чем наводнившие Мореград мертвецы. Огнедар даже подумал, не он ли призвал силы Неяви?

Драгослав усмехнулся.

– Правильно, что соглашаешься со мной, княже, – мягко сказал он. – Ведь я – твой истинный царь, Драгослав Бессмертный. Я освободил город от колосаев, освобожу и всю землю северную от гнёта орды.

Огнедар смотрел на Драгослава, запамятовав все слова.

– Не страшись меня, славный сварогин! – Кощей положил на сердце руку и легонько поклонился Огнедару. – Тому, кто верен истинному царю, – бояться нечего.

Князь вновь кивнул.

– Хорошо, – снисходительно улыбнулся Драгослав. – Пора делами заняться – армию созывать, Мореград укреплять да Приморское княжество освобождать. – Кощей прошептал Огнедару Слово, и страхи покинули князя – теперь Огнедар с открытым сердцем внимал Драгославу. Если бы сие Слово услышал хороксай Чакре, он бы сказал, что Бессмертный пленил Птицу Духа Огнедара.

– Великий царь! – будто проснувшись, спохватился Огнедар и поклонился Драгославу в ноги. Теперь князь чувствовал явно – перед ним тот самый Драгослав Великий, царь, при котором Сваргорея процветала и которого так несправедливо осудили Боги…

* * *

Когда мёртвые отстали, хороксай Чакре смог обратиться Птицей Духа и воззвать ко всей орде – каждому велел отступать, и, когда беглое войско под предводительством Тевура достигло за городом своего стана, окружённого огнём Хорохая, люди уже покидали шатры, седлали лошадей, устремляясь прочь от захваченного Тьмой места.

Воины сажали к себе на лошадей стариков, женщин и детей, быстро запрягали повозки, молясь Тенгри. Но владыка небес не явил помощи – умертвия настигли не успевшую сойти с места орду.

Небо наливалось тьмой, огонь ревел, когда живые мертвецы ворвались в стан смертельным вихрем, что не мог остановить даже огонь Хорохая. Несмотря на то что умертвия по-прежнему не трогали сварогинов, некоторые северяне, чьи Птицы Духа были свободны, предпочли спасаться бегством вместе с ордой – слишком уж страшными были твари Мора.

Тевур бился рядом с Мулаком, Вороном и Адаром – мужи во главе отряда, собранного из самых крепких колосаев и сварогинов, обороняли тыл убегающих людей. Хороксай Чакре, Станислав, ловчий ксай Тохагу и другие ксаи хранили отступающих силой своих Слов – в чёрном небе парили серебряные птицы и светилось едва видимое кружево ворожбы.

Но мёртвому воинству, казалось, не будет конца.

– Мы так долго не продержимся, – прохрипел тщедушный Мулак, обращаясь не то к бившемуся рядом Тевуру, не то к умертвию, которого рубил. Умирать от рук мёртвого было особенно страшно, лучше уж бесславно погибнуть от ханских плетей. – Тьма уничтожит весь свет.

Но ему никто не ответил: мертвецы, окружая, теснили людей к лесу.