За двумя зайцами

Парубок. Голохвостый!

Степан (хохочет). Ну и отколол!

Первый бас. Попал пальцем в небо!

Кто-то. Нашел умника на помойке! Ха-ха!

Парубок. А кто ж разумнее его? Говорит по-ученому, что и не поймешь ничего!

Степан. У тебя, часом, все клепки дома?

Парубок. Чего ты прицепился?

Степан. Глядите, люди добрые, как по-свинячьи хрюкает, так и умнее всех, значит!

Другие. А что, на самом деле, смеяться? Голохвостый и верно не лыком шит, умный, образованный, совсем барин, и ходит, и говорит по-господски!

Степан. Овва! Не видела роскоши свинья, так и хлев за палаты показался!

Кто-то. Да будет вам черт знает из-за чего вздорить!

Степан. И то правда, тьфу!

Кто-то. От мещан отстал, а к панам не пристал.

Степан. А как же! Натянет узкие брючки, обует сапоги со скрипом, да еще на голову напялит шляпу, ну и пыжится, как лоскут кожи на огне! Какие были у отца деньги — промотал, а теперь что на нем, то и при нем.

Первый бас. Верно; батько его, бывало, на базаре брил, кровь пускал да банки ставил, вот и копейка водилась, а он, вишь, уже цирюльню по-модному…

Степан. Не знаю, стрижет ли других, а что себя обстриг — это так!

Первый бас. А уж до девчат лаком, кружит головы — беда!

Второй бас. Так через то же Степан на него и ярится.

Кто-то. Опасается, значит, чтоб не отбил дивчину.

Степан. Печенки я б ему отбил!

Другие. О! Он таковский!

Первый бас. А у тебя есть уже милая?

Степан. Что ты их слушаешь? Вздор несут!

Кто-то. Есть, есть…

Первый бас. А кто?

Парубок. Галя Лымаришина.

Первый бас. Красивая?

Парубок. Чудо, как хороша!

Степан. Ты гляди у меня, честь знай, а то язык и окоротить можно!

Парубок.

Что ж я такого сказал? Вот напасть!

Другие. Тсс! Вон Голохвостый идет!

Явление третье

Те же и Голохвостый.

Кто-то. Здравствуйте, Свирид Петрович, а мы вас как раз вспоминали…

Голохвостый. А, добре-хорошо…

Степан (в сторону). Жаль, что не слышал!

Голохвостый (кое-кому подает руку, остальным кланяется свысока). Меня таки везде вспоминают: значит, моя персона в шике!

Степан (в сторону). Как свинья в луже!

Голохвостый (вынимает портсигар). Нет ли у кого иногда спички?

Парубок. Вот у меня есть.

(Зажигает.) А мне, Свирид Петрович, можно одну взять?

Голохвостый. На! Может, угодно еще кому? Папиросы первый сорт!

Кто-то. Давайте, давайте! (Закуривает.) Ничего себе!

Голохвостый. Ничего! Понимаете вы, как свиньи в пельцинах! Это шик — не папиросы! Каждая стоить пять копеек; значит, примером: затянулся ты, а уже пяти копеек и нет.

Парубки. И дорогие же!

Степан (в сторону). Брешет гладко!

Кто-то. Вы таки швыряете силу денег!

Голохвостый. Чего мне денег жалеть? Главное дело — себе удовольствие! Может, у меня их перегорело иногда сколько тысячов, так зато ж вышел образованный, как первый дворянин!

Степан (тихо остальным). Такой дворянин, что только под тын!

Другие. И правда: надел жупан, так уж думает, что пан.

Голохвостый. Теперь, следственно, меня везде и всюду первым хвасоном принимают, а почему? Потому, что я умею, как соблюсти свой тип, по-благороднему говорить понимаю!

Степан (громко).

А по-собачьи, господин, случаем не умеете?

Кое-кто смеется.

Голохвостый. Еще нет! Придется разве, что ли, от вас науку получить!

Степан. Вы таки моей науки дождетесь!

Голохвостый (свысока). Наведите себя сначала политурою!

Степан. Что с дурака взять!

Другие. Да будет вам!

Голохвостый. Невежество неумытое! Что тут с вами фиксатурничать? Еще увозишься в мужичестве!

Парубок. А скажите-ка, будьте добреньки, хоть что-нибудь по-хранцузскому!

Голохвостый. Да что вы можете понимать?

Парубок. А какое платье на вас, Свирид Петрович, — чудо! Верно, дорогое?

Голохвостый. Известно, не копеечное! Хвасонистой моды и загрянишного материала, да и шил, можно сказать, первый магазин. Вот вы думаете, что платье — лишь бы что, а платье — первое дело, потому что по платью всякого встречают.

Степан (к остальным). А по уму провожают!

Голохвостый (не обращая внимания). От возьмем, примером, бруки: трубою стоят как вылиты, чисто аглицький хвасон! А чего-нибудь не додай, и уже хвизиномии не имеют! Или вот жилетка, — сдается-кажется, пустяк, а хитрая штука: только чуть не угадай, и мода не та, уже и симпатии нету. Я уж не говорю про пиньжак, потому что пиньжак — это первая хворма: как только хвормы нету, так и никоторого шику! А от даже шляпа, на что уже шляпа, а как она, значит, при голове, так на тебе и парад!