За экраном

Мы пошли по двору, но уже по другой дорожке, к дому. Во дворе стоял памятник товарищу Сталину – в десяти шагах от дома. Мы недоуменно переглянулись. Подполковник сказал, что будет музей, сейчас все устраивают, а памятник, работы Томского, привезли из музея подарков товарищу Сталину. Памятник стоял без постамента и выглядел совсем нелепо. Мы пошли дальше.

Подходя к дому, на пороге на минуту остановились. Женщина сказала:

– Это не дача, Иосиф Виссарионович жил здесь с 1938 года. Отсюда ездил в Кремль, в последние годы редко. Даже заседания Политбюро происходили большею частью здесь.

Мы вошли в дом.

Осмотр начали с террасы, откуда был выход в столовую. Терраса окружена деревьями, вдоль нее – три ряда цветов: розы, бегонии. Особенно много роз. «Иосиф Виссарионович очень любил за ними ухаживать, – рассказывает женщина. – Подстригал, знал почти каждую». На барьере террасы прибит кусок сукна.

– Иосиф Виссарионович велел прибить, – поясняет женщина, – так как дерево терлось о перила и болело…

Дальше нас ведут опять по узенькой дорожке к мостику, через канал, залитый водой. Вдоль канала – аллея берез, она идет к малиннику и к озеру. Озеро довольно большое. Посредине озера – островок. На нем была бахча: Сталин здесь, под Москвой, выращивал арбузы. Вот откуда, видимо, такой интерес к Мичурину.

– Иосиф Виссарионович любил угощать приезжих собственными арбузами и дынями, – сообщает сопровождающая.

– Ну и как, вызревали? – спрашивает кто-то из нас.

– Есть, видимо, можно было – ели, – а я сама не пробовала.

В общем, как можно понять, проводились мичуринские опыты, сад – своеобразный питомник. Сталин вырастил тую. Выращивал и виноград. Виноградник был кустов на триста. Он разбит с южной стороны дачи, у высокого забора, и защищен хвоей.

По словам женщины, снимали урожай. Виноградник этот Сталин очень любил – видимо, память о Гори.

Рядом большая оранжерея – туда нас не повели, да мы и не стремились, хотелось поскорее осмотреть дом, пока он не превращен в музей, по уже намеченной экспозиции. Спешим к дому. Дорожки асфальтированы, их много. Вечером освещены фонарями на очень низеньких, по колено, столбиках – чтоб освещали только путь. Женщина показывает любимые дорожки хозяина – они подсвечены низкими рефлекторами. Вот скамейки наиболее любимые. Дорожки узкие. Гулял один.

В дом входим не оттуда, откуда обычно входили посетители, а со стороны, через большую террасу. Здесь Сталин раздевался, снимал доху или шинель и шел прямо в комнаты.

Две первые комнаты, через которые входили посетители, назывались резервными. Там же принимали почту. Сейчас здесь лежали экспонаты будущего музея, какие-то вещи, видимо, тоже из музея подарков и из Кремля, несколько щитов, на них – биография и документы. Подхожу к одному из щитов. Это высказывания Сталина о роли личности в истории. Вот цитата из его письма в Детгиз: он рекомендует сжечь книгу, в которой писательница проводит мысль, что люди уже родятся вождями. Письмо заканчивается словами «культ личности – эсеровская теория».

Из этих комнат нас ведут в переднюю, откуда приезжавшие, как правило, входили в дом.

С левой стороны от входа очень простенькая вешалка. На ней висит доха, рядом – треух, стоят валенки-катанки. Рядом коричневое драповое пальто и шляпа.

Спрашиваем: чьи? Сталина ведь в пальто и шляпе отродясь никто не видел.

Женщина говорит, что очень редко надевал. В фондах есть снимок: Сталин в шляпе, рядом – Микоян.

На вешалке и знакомое по миллионам снимков пальто защитного цвета, и сталинский картуз, первых пятилеток. Дальше – военное генеральское коверкотовое пальто.

Напротив вешалки – зеркало из «Мосдрева». Перед ним Сталин иногда брился. У стены одинокий стул. Во время войны в передней были развешаны карты, Сталин становился на стул и рассматривал линии фронтов, отмечал карандашом.

Из передней переходим в столовую: это большая светлая комната, выходящая окнами в сад. Она разделена на две части, конец ее представляет собою «фонарь», отделенный от столовой раздвижной дверью. Частенько даже зимой, открыв окна в сад, там сидел Сталин в дохе и треухе – писал или читал, просматривал бумаги. В самой столовой стоит большой обеденный стол, покрытый белой скатертью. Буфет, в нем – немного самой необходимой посуды: чашки, блюдца, две бутылки боржома. Нарзан. Рядом на столике электрический чайник. Чайница. Ночью, чтоб не будить прислугу, сам грел себе чай и пил один за огромным столом. На столе – несколько цветных карандашей, среди них больше всего черных карандашей «Пятилетка», которыми чаще всего он и писал.

Я видел заметки этим карандашом на сценариях «Клятвы», «Третьего удара», «Сталинградской битвы»…

Рядом знаменитая, воспетая поэтами, сталинская трубка, папиросы «Герцеговина флор», спички. На маленьком столике рядом – тоже карандаши, папиросы, бумага стопкой.

Стены в столовой сверху донизу отделаны карельской березой.

Из столовой проходим в большой зал. Это такая же большая комната, только без «фонаря». Почти всю комнату занимает стол. Обычно здесь происходили заседания Политбюро, часто – Верховной ставки.