За горизонтом

Роберт (мягко). Я не думаю. Энди просто дразнит меня.

Мэйо (резко меняет тему разговора). Как там на полях за холмами?

Эндру (с восторгом). Здорово! Такой овес всходит!

Мэйо. Старый луг я весь перепахал. Завтра с утра можешь боронить.

Эндру. Ладно, до вечера все кончу.

Мэйо (лошадям). Эй вы! Оголодали там! (К Эндру.) Год для нас хороший выдался. Такая погода стоит! И если еще потрудимся как следует…

Эндру (с довольной улыбкой). Я какой хочешь труд на своих плечах вынесу — да еще в придачу столько же!

Мэйо.

Хорошо сказано! Мужчине никакая работа не повредит, — ежели она к тому же на чистом воздухе!

Роберт пытается показать заинтересованность в разговоре, но по всему видно, что он ему надоел.

Эндру (заметив это). Боронить и пахать — это тебе не стихи читать, Роберт?

Роберт в ответ молча улыбается.

Мэйо (серьезно). Роб не сегодня, так завтра поймет: земля человеку радости дает побольше всякой книжки. (С лукавым блеском в глазах.) Подрастешь — поймешь!

Роберт (капризно). Я и понимать-то не хочу!

Мэйо. Время свое сделает, сынок. Ну ладно, пора домой. Не засиживайтесь тут. (Подмигивает Роберту.) Особенно ты, Энди. К ужину Рут с матерью придут, так что поторопись — умойся да приоденься. (Смеется.)

По лицу Роберта пробегает тень, словно что-то причинило ему боль, но он заставляет себя весело улыбнуться брату.

Эндру (смутившись, бросает взгляд па брата). Я скоро приду, папа.

Мэйо. И ты, Роберт, нечего тебе глазеть в небо. На борту успеешь. Помни — сегодня твой последний вечер дома, а завтра вставать чуть свет. (Колеблется и затем добавляет серьезно.) И мать наглядеться на тебя хочет.

Роберт. Я помню, папа. Сейчас приду.

Мэйо. Ладно. Я так матери и скажу. Эй, трогай. (Уходит, уводя лошадей.) Эндру и Роберт сидят молча, не глядя друг на друга.

Эндру. Мама о тебе ужасно будет скучать, Робби.

Роберт. Знаю. Я тоже буду.

Эндру.

И отец не больно радуется твоему отъезду — только виду не подает.

Роберт. Все знаю.

Эндру. Да и мне, Роб, не весело. (Кладет руку на ограду рядом с рукой Роберта.)

Роберт (понимающе покрывает ладонью руку Эндру). Знаю, Энди.

Эндру. И мне тебя будет очень недоставать. Я помню, как было одиноко и пусто у нас, когда ты жил в колледже. Но тогда ты хоть нет-нет да и приезжал домой. А на этот раз…

Пауза.

Роберт. Не надо, не надо об этом. Не омрачай наш последний вечер.

Эндру. Ладно. (После небольшой паузы, снова возвращаясь к этой теме.)

Видишь ли, мы с тобой не как другие братья — ссорятся, живут каждый по себе. Мы же всегда вместе, всегда вдвоем. Вот сейчас и тяжело.

Роберт. Мне тоже ужасно тяжело, Энди, — поверь! Мне страшно не хочется покидать тебя и стариков, но… я должен, Энди! Что-то зовет меня (показывая на горизонт) — что-то вон оттуда зовет, и, что бы ни случилось — я… Нет, даже тебе не могу объяснить!

Эндру. И не надо, Роб. (Сердясь на самого себя.) Не старайся. Все идет как надо, черт возьми! Ты хочешь уехать, чувствуешь, что должен, — значит, должен. Вот и все! И я ни за что на свете не хочу, чтобы ты упустил этот случай.

Роберт. Спасибо, Энди, что ты понимаешь.

Эндру. Хорош бы я был, если бы не понимал тебя. Тебе необходимо это путешествие, ты вернешься из него другим человеком — окрепнешь, поздоровеешь.

Роберт (нетерпеливо). Все вы толкуете о моем здоровье. Оттого, что я когда-то подолгу не вылезал из постели, вы никак не можете отрешиться от мысли, что я хронический больной, что за мной надо присматривать целыми днями, как за дитем малым, или катать в кресле, как старую миссис Аткинс. Не можете понять, что я поправился. Сейчас я так же здоров, как ты, — здоров и душой и телом. Останься я дома — превосходно работал бы на ферме. И ты, и отец с мамой вбили себе в голову — у Роберта, видите ли, хрупкое здоровье. Только я хочу помочь вам в поле — отец смотрит на меня со страхом, как на самоубийцу.

Эндру (хочет его успокоить). Не волнуйся, панихиду по тебе никто не заказывал. Я только сказал — морское путешествие всем идет на пользу.

Роберт. Ради своего здоровья я б ни за что не поехал с дядей Диком, а остался б на ферме и пахал землю.