Следующее утро началось для постояльцев шестого барака с неожиданного построения. Само по себе оно было не вновь – с такого начинался ежедневный развод на работы, но вот качественный состав его и приподнятый дух представителей администрации предвещали какие-то перемены. Хозяин в своей фуражке выглядел слегка заинтересованным жизнью, то есть не как обычно, замполит держал под мышкой какие-то бумаги, взводный посмеивался со своим заместителем, и тому тема разговора, очевидно, нравилась.
Говорил хозяин долго, словно прорвало полковника за долгие месяцы зимней спячки. Говорил, что разрешение из Управления получено, что план строительства готов, требовал самоотверженности, соблюдения техники безопасности (что заставило зэков насторожиться), мастерства и смекалки.
– Уж не корабль ли летающий штроить будем, начальник? – осмелился спросить из строя дед Шинематограф.
Вопреки ожиданиям осужденных, Хозяин не вспылил, напротив, старика за юмор («Какой юмор?» – подумали зэки) похвалил, заметив, что вот именно такие, жизнерадостные, сейчас зоне и нужны.
Бедовый, Колода и Литуновский уже давно знали о стройке, а для остальных постояльцев барака главная тема повествования хозяина никак не могла дойти. И лишь когда замполит, перехвативший идею из уст начальника, стал рассказывать о новом бараке, где хватит места для всех и всего, по толпе пронесся легкий шумок. Еще не проснувшиеся Стопарь и Веретено, Лыка и Пест, Дьякон и остальные, переваривая столь скоро наметившиеся перспективы своими вяло функционирующими после подъема мозгами, пытались понять, чем такое зодчество хорошо и какие новые неприятности обещает.
Сам собой встал вопрос: а кто, собственно, будет работать на этой стройке века?
По ответу можно было понять, модное это нынче место или нет. Останутся складывать бревна и пилить тес «активисты» – понятно, дело выгодное. Все ближе к кухне. Пошлют Литуновского с сочувствующими – ясно, дело гиблое.
Однако ответ Хозяина, которому надоело смотреть на шевелящийся строй и слушать разномастные крики, поставил все на свои места. Он вырвался откуда-то из глубины души, и зэки поняли – не в отношении к ним дело, а в отношении к нему.
– Вы подумали, что я «дачу» в дачу решил превратить? – Для зэков такой повтор смешным не показался.
– Не зона, а сортир сплошной! Затопленный дерьмом!..
Вот и понятно. Барак новый будет, но это не от чувств, а от предчувствия. Предчувствия перевода. Зэки хозяина не осуждали. Действительно, какой нормальный человек здесь столько лет вытянет? Да и барак новый будет. По шесть квадратов на каждого, как Кудашев в пламенной речи обещал…
– Работать будут все, – заканчивая затянувшийся коллоквиум, сказал полковник Кузьма Никодимович. – Половина здесь, половина на лесоповале. Майору Кудашеву и командиру взвода вместе с бригадирами прибыть ко мне через десять минут для уточнения задач.
Засим и распрощались. Через полчаса стоящих на плацу зэков разделили на две половины. Первая, морщась от разочарования, побрела в ногу вслед за работодателем, вторая, в которой находились Литуновский с Зеброй, осталась на месте. Бедовый, понятно, остался тоже. Колода, естественно, тоже. Словом, насколько предстоящая работа выгодна, выяснилось сразу.
Нарядов на лесовозы в этот день администраторский писарь Гоголь не выписывал. Гоголь, кстати – не погоняло. Гоголь Виктор Эммануилович – это имя. Потому-то и клички у Вити не было. А что касается леса, весь он в этот день поступил на новую стройку. Кедры зэки валили одного диаметра, высокие, некряжистые. Для себя на этот раз валили, не для дяди. А поэтому работа на удивление спорилась, и на делянке впервые за долгие месяцы послышалась живая речь, а не мертвые, дерущие морозом кожу крики «бойся».
Котлован под новый барак рыли полторы недели. Десять дней тридцать заключенных во главе с Индейцем вгрызались в едва успевшую оттаять землю красноярской тайги, и на одиннадцатый, к вечеру, слева от старого строения, кажущегося теперь гномом по сравнению с представляемым гигантом, образовалась яма правильной формы. Подсчетами и организацией управлял Индеец, внезапно проявивший талант землекопа. Ночью Литуновский под контролем Бедового рассказывал ему, что нужно делать, а наутро бывший жокей, под строгим присмотром Колоды, руководил зэками.
В один из последних дней рытья ямы под фундамент будущего здания произошло событие, никоим образом не сказавшееся ни на стройке, ни на настроении рабочих. Оно вообще не могло никак сказаться, потому что упомянутое действо явилось разговором Анатолия Банникова, лагерного авторитета, с зэком Анголой. Беседой приватной, сугубо специфической.
– Ты знаешь, Бедовый, – после долгих раздумий обратился к смотрящему Ангола, человек из мужиков, за подлыми делами не замеченный, – я уже семь лет живу в бараке, и последний год мучит меня мысль о том, что чье-то лицо знакомо мне еще с воли. Причем настолько знакомо, что прирезать хочется. Но никак не пойму, чье именно лицо и при каких обстоятельствах доводилось видеть его ранее.