За колючкой – тайга

И она, разметывая комья сырой земли, срывая с зэков кепи, спускалась к плацу.

Кедр мало повалить.

Когда он, гудя и треща, повалится на землю, разметывая в сторону кору и хвою, когда на некоторое время в воздухе будет стоять стена из пыли, к нему побегут двое сучкорубов. Орудуя топорами, как когда-то, на воле, они отсекут сучья по направлению ветвей. Они будут стараться рубить ветви за один удар, а те, что потолще – за два. Лучше рубить сразу, экономя силы и не привлекая к себе внимание дотошного конвоя и бригадира.

Ствол очищен от ветвей, и теперь, чтобы на лесосеке не состоялся завал, одному из заключенных предстоит быстро накинуть на него петлю.

Рев трактора, подсевшего под тяжестью оскопленного дерева, – и он уходит из завала туда, где стоит длинномер-лесовоз. Там ждут его. Ждут без эмоций, как ожидают на перроне возвращающуюся с курорта жену, едва выпроводив из квартиры сексапильную красотку. Ствол обрежут до нужной длины, рассортируют части по категориям, и старый изношенный подъемник начнет свою монотонную работу. Бревна заползают на лесовоз медленно, с той же скоростью уходит под землю гроб на автоматической подставке.

Дерево прощается с тайгой. Ему не повезло.

Ах, да, вертолет…

Из его чрева легко выпрыгнул знакомый Хозяину и зоне генерал, они поручкались и приблизились к стройке. За генералом десантировались два полковника из Управления, но им внимания со стороны Хозяина было уделено до смешного мало. Субординация – сильная штука, когда речь идет о генералах, прибывающих с проверкой. О каких полковниках может идти речь? Вот если бы вместо человка в брюках с лампасами прибыли они, тут другое дело. И рукопожатия были бы крепче, и приветственных слов больше.

– Вот видишь, Кузьма Никодимович. Когда хочется-то… – довольно прищурился генерал. – Завтра сообщу Самому, пусть о тебе хоть раз по хорошему случаю вспомнит.

Еще час они будут бродить вокруг крепчающего с каждым часом здания, указывать, где лучше прибивать и чем, потом скроются в «административке», а еще через час слегка порозовевший генерал, прихватив банку меда, улетит вместе со своей свитой.

– Может, таблетку какую у лепилы выпросить? – спросил Зебра, поглядывая на напарника.

– Пустое, – отмахнулся Летун, и с остервенением, чтобы выдавить из сердца чудовищное разочарование, вонзил в землю лопату.

Глава 6

То ли весна хозяйничала да дурила, то ли Литуновский окончательно восстановился после болезни, да только проявлять себя он стал с самых неожиданных сторон. Казалось, все о нем уже известно, да только не проходило дня, чтобы он не бросал изнывающей от изоляции толпе людей новые темы для пересудов.

Началось все со склоки, затеянной Яйцом в ходе составления им «прошения о переводе на поселение». Зэки разделились на несколько лагерей, и каждый доказывал свою версию, не соглашаясь с другой. Бедовый, неплохо разбирающийся в этом вопросе, лежал на нарах, курил и посмеивался. В дебаты не вступал, в прениях не участвовал, и с неподдельным интересом наблюдал, чем все это закончится.

– На поселение ему нельзя, – говорил Сивый, и, помня о последнем недоразумении между ним и Яйцом, никто не сомневался, что он будет против перевода. – Он кто? Разбойник. Со «строгача» соскочить на поселение могут те, у кого преступления не определены как тяжкие. Я, к примеру. Индеец не может, он мужика «завалил».

– Ты дурак, – оппонировал Сивому Ворон. – На поселение можно всем. Главное, чтобы Хозяин подписал. Но он не подпишет.

Диспут плавно перерастал в свару, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Толян, наблюдающий за Литуновским, лежащим на спине и дымившим в потолок, не спросил:

– Летун, а ты как думаешь?

– На предмет чего? – уточнил невозмутимый заключенный.

– На предмет того, о чем спорит народ. Яйцо хочет на поселение, Сивый возражает, люди в непонятках. Однако уже все, за исключением тебя, выступили. Прежде чем объяснить всем тему и разложить все по полочкам, хотелось бы послушать и тебя.

Литуновский вздохнул, замял окурок в закопченной банке из-под килек и заложил обе руки за голову.

– Ну, во-первых, писать нужно не «поселение», а «колония-поселение». Во-вторых, изменение вида исправительного учреждения зависит исключительно от двух вещей. От поведения и отношения к труду осужденного – раз, и от части третьей статьи семьдесят восьмой Уголовно-исполнительного кодекса – два. Яйцо, твой срок – это замена смертной казни в порядке помилования?

– Чтоб тебе типун…

– Понятно, – перебил Летун. – Ты особо опасный рецидивист?

– У меня сейчас изжога случится, – заныл автор «прошения».

– Ясно, – усмехнулся кривыми губами Литуновский. – И наказание у тебя – не пожизненный срок, верно? Значит, изменить вид исправительного учреждения тебе можно. Теперь давай выясним, на какой. В карцере сколько раз за последний год сидел?

– Три, – признался зэк. – По три дня. За нарушение трудовой дисциплины.

– Сколько раз от работы отказывался?

Получалось, что столько же, и именно от ответа на последний вопрос зависел ответ на предыдущий.