За ледяными облаками

Ветер гнал свое колючее стадо. За ними, за ледяными облаками, бегущими к дому, спотыкались, хрустя настом, мохнатые неказистые лошади. Несли людей, свалившихся на их спины.

Пятьдесят километров до Белебея. Чертовы полста верст продуваемой белой пустыни и черных рощиц, жмущихся друг к другу и разом промерзших. Сколько они прошли за остаток ночи и полтора дня? Женя не знала. Стоянки промелькнули рваными темными снами. Нырнула в бездонное беспамятство, очнулась от руки Азамата на плече. Все. Стиснула зубы, забираясь в седло, закачалась дальше.

Ветер стонал вокруг, лез в каждую не затянутую или не застегнутую щелку. Шептал, еле слышно, что-то плохое, гнетущее, мрачное. Или просто она так сильно устала и запуталась.

Черная паутина неуверенности и сомнений липнет к любой слабой мысли. Пусти ее внутрь хотя бы на чуток, она охватит все. Уверенность и цель, обмотанные ее коконом, тихо трепыхаются, почти задушенные. Две недели дороги почти сломали ее. Две недели…

Боль. Страх. Ужас. Снова боль. Сплетенные с нею в одно целое. Расколовшие напрочь такую прочную защиту и добравшиеся до стали ее души. Почти добравшиеся.

Гнули, но не сломали. Душили, но не справились. Женя Уколова, четырнадцать дней полной ложкой хлебавшая кровавый ад Беды, возвращалась назад не сломленной. Настоящая сталь не ломается из-за ерунды. Она – не калека, она живая. Все остальное чушь.

А дома…

Женя выпрямилась, прислушавшись. Азамат, развернув лошадь, хмурился, оглядываясь. Прищурился, приложил ладонь к глазам, всматриваясь. Развернулся, оценивая расстояние до черной густой кромки вдали. Минут десять-пятнадцать скачки. По ровной сухой степи. Не по сугробам в высоту лошадиных ног. Но…

Азамат щелкнул языком, ударил лошадку пятками, свистнул поводом, стеганув свою и Дашину. Его мышасто-серая, всхрапнув, скакнула, выбравшись из сугроба почти полностью. Провалилась в следующий, загребая сильнее, и пошла, пошла. Повод Дашиной вороной Азамат не выпускал, тащил, как на буксире.

Женя оглянулась, вслушиваясь, всматриваясь. Притупившийся страх ворочался внутри, просыпаясь. Толкался в такт далеко рычащему двигателю. Черной жирной кляксе, жуком ворочавшейся на горизонте. Да ладно…

– Быстрее! – Азамат зыркнул через плечо. – Женя, догоняй. В лес!

Лес…

Не верила она в лес этот, вот честно. Но куда деваться? А некуда.

Снег летел вверх. Хотелось бы ей, чтобы из-под копыт, да куда там. Едва-едва не доставал до груди, сырой чавкающей кашей брызгал и брызгал, поднимаясь по брюхо лошадкам. Те храпели, шумно паря ноздрями, дрожа плотными приземистыми телами. Рвались вперед, слушаясь человека и его ног, свиста, крика.

Передней досталось того хуже. Азамат, оглядываясь через плечо, выругался, видя, как точка превращается в низкую и вытянутую, с крокодильим носом, машину с башенкой. Выхватил нож, кольнул круп… Серая дико вскрикнула, дернувшись всем своим длинно-мышиным телом, хлеща хвостом злого ездока. Дернулась, выпрыгнув вверх почти на полкорпуса, забила копытами.

Позади рыкнул двигатель, звук донесся ощутимо и звучно, гулкий и чуть кашляющий. Рыкнул, становясь выше, чуть визжа на оборотах.

Женя оглянулась, заметив, как Дарья вдруг оказалась позади. Всмотрелась в блестящие глаза, перекошенное лицо.

– Назад!

Даша помотала головой. Откинула капюшон, сорвала шапку, развернувшись и подняв лошадь на дыбы. Девчонка, не видевшая лошадь никогда, вскинула каурую башкирку, застыв памятником, смотрящим на преследователей.

И показала средний палец, выбросив руку в издевательском жесте.

– Скачи, Женя! Я сзади. Они стрелять не станут, побоятся задеть. Скачи!!

Азамат, было развернувшийся, кивнул, бросил серую в галоп, еще раз ткнув кончиком ножа. Кровь темнела на лохматой шерсти, застывая острыми репьями. Краснела поверх седой соли проступившего пота. Нереально дикая картина такого нужного и такого страшного насилия над неповинным животным. Женя скрипнула зубами, каблуками огрев свою по бокам. Беги, беги, милая, быстрее, быстрее!!!

Позади ревело и чуть подвывало. Раздалось таканье автоматной очереди, отбивающей четкий ритм. Сигнал своим подают. Сейчас еще и раке…

Зашипела сигнальная, разворачиваясь зеленой змеей, кипящей яростью сгорающего заряда. Вот и все, приехали…

Женя не оглядывалась. Ей хватало взгляда Азамата. Белого от злости на темном от усталости лице. Рев дробился, рассыпался на несколько, гудящих где-то по бокам. Догоняют, охватывают?!

Быстрей, милая, быстрей!

Лошади хрипели, почти зайцами скача через влажную, бесконечную, бело-грязную топь. Черные стволы и низкий рыже-серый кустарник близились, близились…

Рев распался на четыре отдельных рыка, гиканья, свиста. И, где-то прямо за спиной, заставляя подрагивать снежную ложбину, что никак не заканчивалась, мерно свистел двигателем стальной гигант. Его-то Женя ощущала почти всей спиной, даже не видя. Танк, металлический динозавр, вырвавшийся из прошлого, рвался к ним не хуже компаньонов на колесах.