За лимонником

– Книгу? Зачем? – Сказал он. – Ведь многие видят и знают не меньше, а даже больше, чем я. Но молчат. Почему? Почему они молчат? Бесы сделают всё, чтобы такие книги никто не прочитал.

– Все верно, Игорёк. Ты у меня не просто умён, ты мудр. Они делают всё, что вы, молодые, не отвлекались на… «глупости». Но полпреды зла торопятся и слишком уж поспешно и нагло всё решают за вас, молодых.

Куда-то, в сторону посмотрела Куличова, больше ничего не сказала. Она только тряхнула седой головой, словно загнанная лошадь взмыленной гривой. Её ведь тоже всё это касается.

Время умело организованной толерантности. Особенно, для подрастающего поколения… Они почему-то должны знать о странных нетрадиционных сексуальных отношениях, но вот о том, что русский убивает русского, к примеру, им не надо говорить. Как же! Война, кровь, не для юнцов… Странно, если не дико. Во время Великой Отечественной войны даже дети в Советском Союзе боролись с врагом. А сейчас вот… им умирать от пуль и снарядов можно, но знать про это не положено. Ну, никак не вяжется. Искажённое представление о реальности. Кто же такой мудрый и где он? Понятно, что не за границей. Он, где-то, рядом, за спиной и прикидывается добрым. На тот случай, если его увидят и пристально и с укором глянут в его дьявольскую личину.

Именно об этом думала Александра Тимофеевна. Ясно, что перед внезапно повзрослевшим Игорем давно стоял такой вопрос. Но пока и он не в состоянии на него ответить. Может быть, когда повзрослеет, он или кто-нибудь из нынешних юнцов вынесет справедливый и честный приговор. Не условный и не на полтора года… А нормальный. Время такое настало, что дети взрослеют быстро, если, конечно, не попадают под миномётный обстрел.

Во дворе он познакомился с юношей и девушкой, братом и сестрой, близнецами Тамарой и Борисом Завьяловыми. Им было по четырнадцать лет. Они сказали, что уже учатся в девятом классе. Школа рядом, через дорогу.

– Мне тоже придётся идти в девятый, – сообщил им Окунёв. – Много занятий пропустил. Я ведь из Донецка. Пришлось пропустить.

– Понятно, – кивнул головой Борис, – там стреляют.

– Не просто стреляют, – ответил Игорь, – а планомерно и расчётливо уничтожают мирное население… от мала до велика.

– А в Интернете пишут, – начала рассказывать Тамара, – что там всем хорошо. Есть экстремисты и российские войска, но вот украинские воины ведут борьбу с экстремистами…

– Ты не на тех сайтах бываешь, Тома, – пояснил ей Окунёв. – Много в Интернете обитает субъектов, которые не желают, чтобы люди знали правду.

Брат с сестрой не стали спорить с юношей из Донбасса. Они, на самом деле, ни во что особо не вникали.

Окунёв пригласил их к себе в гости, на чай. Александра Тимофеевна встретила их радушно. Как говорится, с хлебом и солью.

– Не обижайся, Игорь. Но чем докажешь, что ты, Игорь, именно из Донецка? – Тамара полушутя и полусерьёзно спросила Окунёва. – Ведь так любой человек о себе может сказать.

– Так, зачем мне надо придумывать то,– смутился Игорь, – чего не было на самом деле?

Он открыл шкафчик и достал оттуда орден и медаль, с документами на заслуженную награду.

Мешать молодёжи беседовать и ближе знакомиться друг с другом Куличова не стала. Своё дело сделала: накрыла стол со сладостями и ушла к соседке. Просто так, в гости. Решила поговорить с ней о том и о сём.

Внимательно рассмотрев награды Окунёва, Борис положил их назад в шкатулку. Он с уважением и с некоторой завистью сказал:

– Получается, что ты, Игорь самый настоящий герой.

– Расскажи что-нибудь о том, что видел и что там делал,– попросила его Тамара.– Если это не военная тайна.

– Совсем не тайна, – ответил Окунёв. – Все должны знать о том, что происходит – и взрослые, и дети. Да и мне иногда хочется просто высказаться. Так легче жить.

Он начал рассказывать о том, что сразу же выплыло из памяти.

…На больничном дворе ни машин, ни людей. Гнетущая тишина. Запустение. Безлюдно. Но не всегда так бывает. Война войной, но люди: медики и больные выходят на улицу подышать свежим воздухом. Нет, это не боязнь замкнутого пространства, клаустрофобия, это желание жить. Не больше и не меньше.

Никто, по большому счёту, не верит и не хочет верить в возможность внезапной и неожиданной собственной смерти. Когда-нибудь, но только не сейчас…Так уж человек устроен. Даже у самой последней черты у пессимиста предостаточно оптимизма.

Чуть подальше от основного, парадного входа в больницу – беседка. Для отдыха «ходячих» больных.

Внутри старого и давно не знавшего ремонта здания стационарной лечебницы тусклый свет. Но его, вполне, достаточно для того, чтобы разглядеть глаза собеседника. Ведь это очень важно и нужно научиться беседовать друг с другом глазами. Мудрые и достаточно смелые учёные утверждают, что раньше, ещё задолго до внедрения Христианства на Руси славяне умели это делать. Потом их убедительно попросили разучиться быть не совсем похожими на других. К счастью, не все добрые люди согласились стать рабами, далеко не все.