За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне

Февраль начался с того, что начальник южновьетнамской Национальной полиции генерал Нгуен Нгок Лоан публично и собственноручно расстрелял вьетконговца-военнопленного Нгуена Ван Лема. На открытой Сайгонской улице, под объективами телекамер. Он пустил парню пулю в голову, и снимок этой казни, случайно сделанный фотографом «Ассошиэйтед-Пресс» Эдди Адамсом, сам по себе прозвучал во всем мире как выстрел, принеся Адамсу Пулитцеровскую премию и заставив многих американцев иначе смотреть на эту войну[149].

Ведущий новостных выпусков Cи-Би-Эс Уолтер Кронкайт, в свое время начинавший как военный репортер на полях Второй мировой, прилетел во Вьетнам, чтобы своими глазами увидеть последствия «Тетского наступления». Тут он повстречался со своим старым знакомым – генералом Крейтоном Абрамсом[150], с которым жизнь свела его в такой же боевой обстановке четверть века назад. Абрамс сказал ему следующее: «Нам не победить в этой чертовой войне, и мы обязаны найти достойный выход из ситуации».

Кронкайт вышел в эфир вечером 27 февраля 1968 года со словами: «Мне как журналисту стало очевидно, что единственным разумным выходом сейчас становятся переговоры, и мы должны вступить в эти переговоры не с позиции победителей, а как порядочные люди, которые достойно выполняли свое обещание защищать демократию и приложили к этому все усилия, какие смогли». Этот выпуск смотрел и Линдон Джонсон. Советник президента Билл Мойерс, бывший в тот вечер рядом с ним, стал свидетелем его горестного признания: «Потеряв Кронкайта, я потерял каждого среднего американца». Месяцем позже президент объявит о своем решении не баллотироваться на новый срок.

Тем временем бои продолжались еще недели и недели: в Кхешани, Хюэ, на окраинах Сайгона и в других частях страны. Только с 11 по 17 февраля погибли 543 и были ранены 2547 американских солдат, сделав эти семь дней самыми кровопролитными за всю историю войны. А еще пятью днями позже вышло заявление Системы воинского учета США о новой волне мобилизации, которая должна была добавить к полумиллионному контингенту наших войск во Вьетнаме еще 48 000 мальчишек.

29 февраля, словно нарочно выбрав эту дату в високосном году, подал в отставку Макнамара, обеспечив себе персональный выход из войны, одним из разжигателей которой он стал. Забавно, что, спускаясь для официальной церемонии в Белом доме, они с Джонсоном, тоже собиравшимся на покой, на двенадцать минут застряли в кабине лифта. В этом было нечто символическое. Они-то в конце концов сумели выбраться из ловушки. А 536 100 наших парней оставались там, куда эти же самые люди их и загнали.

Впрочем, и я тоже был в капкане. Приближался март, а вместе с ним и День святого Патрика[151]. Вряд ли здесь, в Сайгоне, будет парад в его честь, а я не привык пропускать такие события. Все выглядело так, словно мне отсюда так скоро не отчалить.

Глава 35

Отчаливаем

Корабли на речной стоянке – легкая добыча для Вьетконга. Удивительно ли, что однажды ночью они решили поохотиться и обстреляли «Лаймон» со стариной Джонни и другими моими друзьями на борту и «Турист», который стоял ниже по течению. Считалось, что «Турист» выбрал безопасную стоянку в притоке реки Сайгон, рядом с Катлай[152]. Тем не менее все, что нужно было диверсантам, чтобы ударить по нему с берега, – это русский ручной гранатомет РПГ-7 или, возможно, грузовик с дальнобойной гаубицей, каким-то образом миновавший полицейские посты.

Что бы там они ни использовали, они попали по «Туристу» девять раз. И ничего не достигли – хотя кое-кто из команды получил легкие ранения, – потому что главный груз, боеприпасы, остался невредим. Вообразите себе, что это могло быть. Второй Лонг-Бинь!

На «Лаймоне» тоже не обошлось без повреждений, и кое-кто был ранен. К счастью, не Джонни. Однако это стало последней каплей для капитана.

– С меня хватит! Отчаливаем отсюда к чертовой матери! – заревел он так, что на берегу стало слышно.

Гражданские капитаны, даже действуя по контракту с армией, были куда свободнее в своих решениях, чем иные адмиралы. Самая большая военная шишка – все же часть большой системы, а капитан торгового флота, просто по факту своего звания, – царь и бог на корабле, особенно в открытом море. Теперь Джонни и другие матросы на «Лаймоне» могли в полной мере оценить эту разницу.

Капитан позвонил в береговую охрану – вполне может быть, тому же самому коммандеру, что пытался помочь мне с работой, – и якобы с порога заявил, что ему все равно, какие силы тот разыщет для немедленной разгрузки корабля: портовых грузчиков, армию или собственную бабушку.

– Если «Лаймон» не разгрузят в течение трех дней, я ухожу в Манилу со всем этим провиантом!

А запасов на этом морском холодильнике оставалось еще очень и очень много, несмотря на всю ту деятельность, которую я развел, чтобы прокормить половину Сайгона.