За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Мусульманам не удалось заручиться поддержкой этих реформ в Думе, которая уделила преимущественное внимание улучшению положения старообрядцев[548]. После 1909 г. церковь препятствовала планам правительства по принципиальной реформе законодательства о неправославных конфессиях. Премьер-министр Петр Столыпин, в прошлом сторонник расширения веротерпимости, провозгласил перед Думой весной 1909 г.: «Монарх, согласно нашему закону, есть защитник Православной Церкви и хранитель ее догм… [и] эти религиозные законы будут действовать в русском государстве и будут утверждены русским царем, который для более чем ста миллионов человек был, есть и будет царем православным»

[549].

Несмотря на прошения мусульман, правительство стало бороться с «панисламизмом», который, по его мнению, усилился благодаря поражению от японцев. Представители Министерства внутренних дел, просвещения, юстиции и Военного министерства ухватились за мусульманские политические требования как за свидетельство «сепаратизма». В 1910 и 1913 г. они собирали специальные комиссии для обсуждения «мусульманского вопроса» и пересмотра законодательства по исламским делам. К участию в этих комиссиях пригласили миссионеров из Поволжья, которые требовали более строгого государственного контроля над мусульманскими школами и ликвидации официальных исламских иерархий[550]

.

Несмотря на это наступление, ОМДС по-прежнему выполняло свои функции как инструмент клерикальной дисциплины и центр исламского правового и доктринального авторитета. В 1889 г. оно контролировало 4254 прихода, где 7203 клирика обслуживали примерно 3,5 миллиона мусульман. Согласно обзору, опубликованному к столетнему юбилею учреждения, между 1836 и 1889 г. оно выдало официальные лицензии 13 927 лицам (то есть в среднем их получало примерно 263 человека в год). В 1880‐х гг. оно рассматривало около 1200 дел в год. Большинство их касалось непосредственно проверки и сертификации клириков и разрешения их конфликтов друг с другом и с непокорными прихожанами. Но оно также ежегодно разбирало от 200 до 250 тяжб о наследстве с участием клириков и мирян и около 150 дел о разводе[551].

Хотя церковь и многие губернские властные органы обратились против ОМДС, в начале ХХ в. оно фактически углубило свое влияние на жизнь мусульман на местах, опираясь на растущий бюджет и улучшенные средства коммуникации, транспорта и бюрократического делопроизводства. Клирики, связанные с ОМДС, через печатные брошюры и один журнал убеждали подвластных им улемов и мирян признавать субординацию и уважать данные государством права и обязанности лицензированных авторитетов. Возросшие возможности дисциплинировать общины мечетей и вмешиваться в их дела позволяли ОМДС вести верующих в новом направлении, подчеркивая более однородный характер интерпретации исламского права и расписания молитв и праздников, хотя оно и не смогло в полной мере принудить к исполнению своих требований[552].

Таким образом, мусульманские миряне и клирики стремились уменьшить свою зависимость от ОМДС (и аналогичных органов), но не могли полностью порвать с государством. Соглашаясь с участием государства в исламских делах, они пытались влиять на форму этого участия. Реформисты не только призывали государство к поддержке духовенства и школ, но и придавали ему решающую роль в разрешении внутриобщинных и внутрисемейных конфликтов[553]

. Хотя во многих регионах значительно усилилось напряжение между местными мусульманскими общинами и государственными властями, мусульмане по-прежнему полагались на некоторые формы полицейского вмешательства.

Кое-где, возможно, это отношение усилилось из‐за раскола общин по поколенческим и идеологическим границам. Ученики медресе бунтовали против своих учителей и увлекались левым радикализмом. Как показал Дюдуаньон, мусульманские активисты избрали новой мишенью народные традиции; они выделяли праздники вроде «дня плуга» (сабантуй) и пышные свадьбы, иногда предлагая праздновать вместо этого день рождения Пророка в качестве более экономной альтернативы. Раскол между «реформистами» и их противниками увеличился, когда из‐за границы вернулись исламские ученые нового поколения (яшлар) и стали бороться со старшими имамами (и их покровителями) за должности в мечетях Поволжья. Эти конфликты, раздувавшиеся суровым тоном периодической печати, обострились после 1910 г., когда мусульман исключили из имперской парламентской системы[554].