За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

С началом Первой мировой войны эти чувства подверглись проверке. После того как глава османской религиозной иерархии выпустил фетву с призывом к мусульманам начать джихад против русских, британцев и французов, оренбургский муфтий Мухамедьяр Султанов выпустил свое собственное обращение к мусульманам, где призвал их показать свой патриотизм и заявил: «Русское государство есть наше отечество, дорогое и милое сердцу как нашему, сердцу мусульман, так и сердцу всех живущих в нем народов»[563]

. Более миллиона мусульман ответили на призыв, объявив себя «патриотами» и «истинными сынами отечества». Сражаясь бок о бок с православными, евреями, буддистами, католиками, протестантами и другими, они служили в смешанных частях, воевавших против османской, германской и австрийской армий. На фронте муллы руководили молитвами верующих в импровизированных полевых мечетях. Мусульманских воинов награждали медалями с двуглавым орлом вместо крестов Святого Георгия, дававшихся их православным соотечественникам. Хотя Николай II во время войны подчеркивал свое православное благочестие и эмоциональную связь с русским народом, он также укреплял свою легитимность за счет поддержки нерусских подданных. В поездках вдоль фронта в 1914 г. царь посещал как православные соборы, так и мечети, демонстрируя свою роль «отца» многоконфессионального имперского семейства

[564]

.

Визиты императора в мечети могли показаться неуместными в то время, когда многие деятели в правительстве и во всем обществе поднимали флаг русского национализма как силы, объединявшей империю. Но, как и проповеди в мечетях в 1913 г., поездки Николая II демонстрировали преемственность стратегии, которая давно стала ключевой для успешного управления империей династией Романовых. Последний царь унаследовал правительство, которое Екатерина Великая сделала покровителем ислама. МВД под влиянием экуменического благочестия Александра I придало институциональную форму екатерининскому, типично просвещенческому представлению о веротерпимости. Во второй четверти XIX в. милитаристский дисциплинарный режим Николая I выработал бюрократическую структуру для неправославных конфессий, включавшую в себя государственную исламскую иерархию для контроля над мусульманским «духовенством». Православная церковь при Николае вновь стала играть свою роль в тех сообществах, где она опасалась перехода христиан в ислам. Но ее давление не заставило царское правительство прекратить разработку систематического законодательства по регуляции всех терпимых религий империи. Николаевское государство продолжало искать мусульманских посредников в деле управления империей даже в разгар войны с Шамилем на Северном Кавказе. В правление Александра II угроза для взаимоотношений российского государства с исламскими институтами стала исходить не только от церкви, но и от различных лагерей русских националистов внутри бюрократии и образованного общества. С точки зрения мыслителей-националистов, официальная поддержка ислама была предательством исторической миссии государства. Они успешно ограничили распространение исламских институтов, начиная с 1860‐х гг., когда восточный фронтир протянулся в степи к северу от Каспия и в Центральную Азию; в этих краях администраторы столкнулись с населением, непохожим на мусульман Поволжья. В конце XIX в. русские националистические элиты подталкивали режим в сторону более единообразного администрирования и более плотного контроля над нерусскими окраинами. Но несмотря на новое возросшее значение «национальности» как унифицирующего принципа европейских государств Нового времени в царствования Александра III и Николая II, эти цари не демонтировали имперскую архитектуру управления исламом в России. Основой империи по-прежнему оставалась партикуляристская организация конфессиональной политики.