За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

— Ага, хны, — вытирая кепкой вспотевший лоб и переводя дух, покосился на него вожатый. — Говори спасибо, что она не сумела тебя жигануть. Из-за холодов по утрам змеи теперь вялые. А жиганула — узнал бы, чем это пахнет.

— А что? — руки Митьки опять зашарили по телу, подбородок задрожал. — Умер бы, да?

— Ну умереть-то, может, и не умер бы — яд у этих змей не сильный, — а повалялся бы, как пить дать. Побольше, чем Вера после шершней.

Парень тронул змею палкой. Она, как живая, вильнула хвостом и медленно повернулась со спины на брюхо. На бурой коже все увидели ряд широких поперечных полос.

— Видите? — показал на них вожатый. — Змея с такими полосами называется рыжим щитомордником. Она живет в камнях и на сухих лесных тропах. А ее родственник, серый щитомордник, держится на открытых полянах у берегов речек. Вместо полос у него — черные круглые кольца. И не на спине, как у этого, а на боках…

Старшеклассники припомнили все это и категорически заявили Закваскину, что считают Митьку героем.

— Да за что герой-то? — продолжал упираться парень. — За то, что оттолкнул Надьку да топтал змею ногами?

— Вот именно.

— Ха! Геройство! Он же сиганул сдуру, не подумавши!

— А ты сидел на лестнице да смотрел, когда гадюка ужалит девчонку, с большого ума? — загалдели комсомольцы. — Дрожать за свою шкуру, когда товарищ в беде, по-твоему, — героизм, да?

Мишка покраснел и стал уверять, что не видел с лестницы ни девчонки, ни змеи. Но старшеклассниц провести было трудно.

— Врешь! Врешь! — закричали они. — Ты разглядел все первый. Первый и Сергею крикнул. А спустился с кедра последним. Боялся гадюки.

Выслушал Закваскин и еще кое-что неприятное. А когда шум затих, Тимка сказал:

— Ясно теперь тебе? Митька, когда сиганул на гадюку, может, и не думал. Такой уж он уродился: не умеет задумываться над тем, что делает. Да только душа у него от того не хуже. Может, даже и лучше, чем у таких, как ты, думающих… И вообще, с мелкотой некоторым надо полегче. Они хоть и мелкота, а могут дать сто очков вперед…

Что значил для звена этот отзыв, было ясно всякому. Переглянувшись, ребята радостно захлопали в ладоши, а Митька от полноты чувств даже крикнул «ура». Да и как было не крикнуть на его месте? Ведь из двух десятков старшеклассников над белобрысым чаще всего смеялся именно Тимка.

О потерявшихся родителях, визите в Кедровку и о внезапном повороте в судьбе Ляна

Всему, что делалось в отряде, можно было только радоваться. Петька, наверно, и радовался бы, если бы этому не мешало одно серьезное обстоятельство.

С некоторых пор, а если говорить точно, с середины августа, в сердце начало закрадываться беспокойство. Он все чаще вспоминал о доме, больной матери, о городских друзьях. К воспоминаниям сами собой прибавлялись заботы о школе: до занятий оставались какие-нибудь полторы-две недели, нужно было готовить учебники, тетради, а отец не приезжал и вел себя как-то странно. В пионерском лагере он бывал, как известно, каждые пять-шесть дней. Потом наезды стали реже, а после того как мальчишки обосновались на пасеке и начали работать в отряде, Луковкин-старший не показывался и вовсе. Из города, правда, стали приходить письма. Но все они были на одну колодку: отец сообщал скороговоркой про домашние дела, про то, что мать поправляется, сожалел, что не может завернуть к сыну, а в конце обязательно наказывал быть примерным и слушаться старших. Радости такие письма приносили мало.

Особенно муторно стало на душе, когда на пасеке появилась Людкина мать. Узнав, что она собирается забрать дочку и ехать в город на попутной машине. Петька прибежал к вожатому и заявил, что бросает все дела и едет с Простоквашей.

— Куда же это? — спросил Сережа. — Тоже в город?

— Нет. В Кедровку.

Вожатый понял мальчишку и не рассердился.

— А что тебе даст Кедровка? Ведь отца там нету.

Петька насупился и отвернулся.

— И что ж, что нету? Может, с ним говорил Яков Маркович. А не говорил, так попрошу позвонить в район.

Сережа подумал и согласился.

— Ну ладно. Только дальше Кедровки не ездить. И вернуться сегодня же, с дядей Кузьмой, который повезет доски на пасеку. Ясно?..

Поездка, против ожидания, оказалась удачной. Едва Петька появился в конторе, как Яков Маркович бросил дела и хлопнул ладонями по коленям.

— Эх, мать честная! Виноват я, брат. Закопался тут и совсем забыл про твои заботы.

Управляющий достал кисет, закурил и объяснил все подробно.

Оказывается, два дня назад он был в районе и видел отца. Старший Луковкин хотел написать записку, да передумал и попросил передать сыну все на словах.

— За мать можешь не беспокоиться, — сказал Яков Маркович. — Нынче либо завтра ее выпишут из больницы. Батька здоров тоже… Что ты скучаешь, родители, конечно, догадываются. Но приехать смогут не раньше чем через неделю. Так уж складываются дела.

— Да как же через неделю? — испугался Петька. — Ведь послезавтра в школу! Ребята из нашего класса будут заниматься, а я?..

Яков Маркович пыхнул папиросой, помолчал.