За синей птицей

Марина, оторвавшись от плясуньи, взглянула в ту сторону, где на широком подоконнике устроилась Галя Светлова. Взглянула — и словно холодом пахнуло на нее. Галя сидела неподвижно, охватив руками колени, и казалось, она не видит ни пляски, ни оживленных девчоночьих лиц, не слышит звуков голосов, веселых возгласов: «Чаще, Векша, чаще!».

Тонкие брови Чайки были сведены в скорбном изломе, и глаза казались темными, пустыми провалами.

Такие лица Марина видела только в госпитале, когда, сдерживая рыдания, склонялась над распластанным, наполненным одной только болью, одним только страданием телом умирающего.

Лида все еще плясала, к ней присоединились еще трое… И все так же задорно звучал мотив «цыганочки», и все так же метались рыжие волосы Векши… Но Марине вдруг все это показалось не только ненужным, но даже кощунственным.

«Веселимся, пляску устроили… А чему радуемся, когда вокруг одно горе и слезы? Галя Светлова сейчас думает об отце, — безошибочно определила Марина, — и ей совсем не весело, потому что она старше и серьезнее других». Может быть, и Марине надо подумать о человеке, который сейчас, как и отец Галины, находится на фронте, на передовой, где нет ничего — ни солнца, ни неба, а только один свистящий, воющий, громыхающий ужас? Почему Марина не думает о нем? Неужели она не простила ему обиды? И не простит никогда? Но ведь говорят, что любовь все прощает… А может, она никогда и не любила Олега?

И при этой мысли, пришедшей вторично и вначале пугающей, Марину не охватило ни чувство стыда, ни чувство сожаления. Да, значит, не любила, значит, это была не любовь… Но ради чего же тогда она очертя голову бросилась искать избавления от боли, которой, оказывается, и не было?

— Значит, веселитесь? Хаханьки устраиваете? А где же ваша бригадирка? Я сейчас с ней посчитаюсь…

Марина повернула голову. В дверях, вся подавшись вперед, стояла Нюрочка Якунина. Бешенство, решимость и лютая ненависть — вот что увидела Марина в черных, матовых глазах этой женщины. Искаженное лицо ее не предвещало ничего хорошего.

Марина встала, почувствовав не страх, не растерянность, а неожиданно вспыхнувшее чувство озлобления к Нюрочке, в который уже раз пытавшейся задеть самолюбие Марины и оскорбить ее.

— Что тебе надо? — Марина шагнула навстречу Якуниной.

— Ты! Б… образованная! — задохнувшись, хриплым голосом проговорила Нюрочка. — Чем ты ему голову закрутила? Что он о тебе как привороженный бредит? Выгнал меня… Разговаривать не хочет…

Остолбеневшие было девчонки враз закричали, зашумели, бросились вперед к Нюрочке, но дверь снова открылась. В цех вбежала помощница Якуниной, Валя Сидоренкова.

— Нюрка, иди в бригаду! Быстро!

Нюра обернулась:

— Чего тебе? Горит, что ли! На пять минут уйти нельзя?

— Пять! Ты с самого обеда где-то шныряешь, а бригада сиди и жди. Пошли давай, там у нас…

Она не успела закончить — в цех вошли Даша Куликова и Эльза.

«Что это Куликова в зоне?» — мелькнуло у Марины, но сразу же забыла об этом.

Сидоренкова, схватив Нюрочкино плечо, что-то шептала ей на ухо, а потом громко сказала, показывая на Марину:

— Ее малолетки сработали. Вон они, варежки, на столе… Начисто все забрали.

Куликова пошла вперед и загородила собой стол, став лицом к Нюрочке.

— Ну, забрали. — Она спокойно смотрела на Якунину и, словно наслаждаясь ее взбешенным видом, добавила: — Забрали и сдадут сегодня в кладовку. Еще спасибо скажи, что я это местечко им указала, а то ведь могла и коменданта с дежурной подвести.

— Коменданта? — взвизгнула Нюрочка. — А кто б тебе поверил, что это наши варежки? Пойди докажи, что наша заначка! Кто докажет? Ты за зоной работаешь, за своей бригадой поглядывай, а к нам в цеха не лезь.

— Я докажу, — Эльза проговорила это ласковым, почти нежным голосом. — Я докажу, Нюрочка… А другие бригадиры тебе еще темную сделают. Мы за тобой давно следим и вот — выследили ту ямочку за сушилкой, куда ты ворованные варежки затырила. Мы ведь и вправду хотели коменданта туда направить, так вот надо было малолеток выручить…

Марина ахнула. Вот, значит, откуда в ее бригаде сегодня такая необыкновенная выработка!

— Чьи это варежки, Эльза?

— Чьи? А поди теперь разберись, чьи они… По всем бригадам недостача шерсти, а то и готовых варежек. Целую неделю следим да ищем: кто тащит и когда тащит. А вчера выследили. Оказывается, Нюрочка Якунина, — в кубышку добро собирает, чтобы своего мужика подкармливать. Бригаде — на табачок да на стакан пшена, а своему кобелю — сливочек да самогончика.

— Забирайте обратно! — Марина швырнула пачку на пол. — Мне не надо ворованного! И вы все, — она повернулась лицом к девчонкам, — вы все делали за моей спиной? И ты, и ты, и даже ты, Маша! Весь день воровством занимались, мне очки втирали… Сейчас же забирайте все это!