За синей птицей

Римма Аркадьевна Голубец… Эта сотрудница была направлена в ДТК после нескольких настойчивых просьб капитана прислать ему человека, который хоть немного разбирался бы в технологии швейного производства. Ему отвечали: «Людей нет, обходитесь своими силами». Но «своих сил» вообще не было. Воспитатель Горин, начальница КВЧ[3] Галина Левицкая, старичок старший бухгалтер Козлов, заведующий снабжением Белянкин и комендант Свистунов — вот и весь вольнонаемный состав колонии. О совместительстве не могло быть и речи. Думали сделать перемещение: поручить Левицкой производство, Андрея Горина сделать ответственным за культурно-воспитательную работу, а на заключенную Воронову возложить обязанности инспектора КВЧ. Но Горин категорически отказался от «повышения», основательно доказав, что оставить мальчиков без постоянного его надзора — это значит развалить все, что было сделано. В колонию поступают новые ребята, за которыми нужен глаз да глаз. Да и у «стареньких» далеко не все благополучно. Четыре месяца — не столь уж большой срок, чтобы добиться блестящих результатов в трудном деле перевоспитания подростков. Горин справедливо доказывал и другое: если о таком «перемещении» узнает начальство, особенно полковник Тупинцев, то вряд ли капитан Белоненко с таким перемещенным штатом продержится более недели.

Но вот, наконец, нового работника прислали.

Римма Аркадьевна была красива. Это первое, что бросалось в глаза. У нее были черные гладкие волосы, собранные в пучок на затылке. Темно-карие глаза смотрели с таким выражением, словно обладательница их заранее соглашалась со всем, что скажет собеседник. Гладкий, матовый лоб не омрачала ни одна морщинка, и только очень внимательный взгляд мог обнаружить у глаз тоненькие, «гусиные лапки». Ходила Римма Аркадьевна неторопливо, аккуратно ставя красивую ножку, будто пробуя — как там под ней почва, не подведет ли? Голову держала высоко, а ресницы чуть-чуть опущенными — так, чтобы они бросали легкую тень на гладкую кожу смуглых щек. В уголках красиво очерченных губ темнели пикантные усики.

До войны она работала секретарем директора одной из швейных фабрик столицы и довольно уверенно оперировала терминами: конвейер, лента, поток, график и прочее.

— А в цехах вам часто приходилось бывать? — спросил Белоненко.

Римма Аркадьевна улыбнулась — сдержанно, скромно, как и должен улыбаться вышколенный секретарь, у которого отношения с начальством уже приняли дружеский характер. Зубы у нее были ровные, чистые.

— На фабрике я проработала восемь лет, — сказала она, мягко просияв темными глазами. — И конечно, в цехах бывала.

— Но в основном все восемь лет подшивали бумажки?

— Меня эта работа вполне устраивала.

Болоненко пригласил ее пройти в производственные цеха. Сначала в швейный, где работали девушки.

Появление их вызвало оживление на конвейере. Римму Аркадьевну рассматривали с откровенным и жадным любопытством. По мере того как они проходили по цеху, шум швейных машин замирал, головы девушек поворачивались к ним, как магнитная стрелка к полюсу. За их спинами раздавалось оживленное шушуканье.

— Они всегда так работают? — спросила Римма Аркадьевна, скользнув взглядом по Нине Рыбаковой, которая разглядывала новую начальницу, как невиданную птицу в зоопарке.

— Что вы имеете в виду?

— Темпы я имею в виду, — холодно ответила она. — Темпы и неуместное любопытство.

— Видите ли, Римма Аркадьевна, — начал Белоненко, — эти девушки…

— Я все знаю, — предупредительно остановила его Римма Аркадьевна. Голос ее опять звучал мягко, словно мурлыкала рядом с капитаном сытая, выхоленная кошечка. И так же кошачье-мягким было прикосновение ее крупной, белой руки к рукаву его гимнастерки. — Я все знаю. Это преступницы, уголовницы, воровки и вообще социально опасный элемент. Мне говорили в Управлении. Здесь, в этой исправительной колонии, — мурлыканье вдруг прекратилось, и голос ее схватило как бы легким морозцем, — здесь они должны трудиться, выполнять производственный план и соблюдать правила внутреннего распорядка — до тех пор, пока не истечет срок их наказания. Но… — льдинки растаяли, — ваши педагогические эксперименты, ваши поиски… — Губы сложились в улыбку, глаза вновь мягко засияли. — Мне все это понятно… Думаю, что общими усилиями мы сумеем выработать определенную линию. Я помогу вам.

Капитан был не столь поражен содержанием монолога новой своей сотрудницы, сколько мгновенными переменами, совершавшимися в ней буквально за несколько секунд. А что касается «социально опасного элемента» и «поисков», то эта информация исходила, по-видимому, из источников, называемых «кулуарными».

— Линия уже выработана, — сказал Белоненко, — но за предложение помочь — благодарю. Любопытство, которое они сейчас проявляют, вполне естественно. Все мы ожидали нового работника, и воспитанникам интересно, что вы из себя представляете, сработаетесь ли с ними, сумеете ли завоевать у них авторитет…