За синей птицей

— Завоевать?! — Римма Аркадьевна быстро повернулась к нему, и глаза ее приняли выражение, заставившее капитана насторожиться: это красивое лицо с чистым лбом и карими глазами, затененными густыми ресницами, было жестоко. Но прошло мгновение, и Белоненко готов был поклясться, что ему это только показалось. Римма Аркадьевна наклонила голову и мягко проговорила:

— Я постараюсь.

Они подошли к маленькому столику в конце конвейерной ленты, где сидела учетчица Галя Светлова. Наклонив голову, девушка старательно записывала что-то на длинном сером листе бумаги, разграфленном на клеточки. Белоненко подивился: неужели она не заметила их появления в цехе? Даже по перебоям ритма работы машин можно было догадаться, что в помещении что-то происходит. Но Галя поднялась с места только тогда, когда они уже стояли рядом с ней.

Отложив в сторону огрызок карандаша, вставленный в ученическую ручку, она неторопливо встала, откинула назад волосы и молча взглянула на капитана и его спутницу.

— Светлова, — сказал Белоненко, предчувствуя очередной «номер», на которые была так изобретательна девушка, — это наша новая заведующая производственной частью — Римма Аркадьевна.

Галя перевела глаза с начальницы на Белоненко.

— Да?.. — проговорила она и приняла «позу». Белоненко хорошо знал эти театральные жесты Гали Светловой: повернет голову чуть влево, высокомерно поднимет красивую головку и бросит взгляд из-под полуопущенных ресниц.

— Почему вы не здороваетесь, Светлова?

— С кем, Иван Сидорович? — тоном великосветской дамы спросила Галина. — Вы уже были сегодня в цехе — перед началом работ.

— Вы обязаны поздороваться с вашей новой начальницей, — уже разгадав «фокус», недовольно сказал Белоненко.

Светлова пожала плечами — тоже один из «жестов»: небрежно поведет плечами и бросит на собеседника снисходительный взгляд.

— Еще когда мы были на нашем старом лагпункте, — продолжала она, словно отвечая заданный урок, — нам говорили, что заключенные не должны первыми здороваться с начальством, если начальство входит в барак, в цех или в клуб. Если же встреча происходит где-нибудь в зоне, на дворе, то заключенные…

— Можете не продолжать, — кусая губы, прервал ее Белоненко. Внутренне он досадовал на себя, что не предупредил Римму Аркадьевну об этом правиле, которое далеко не всегда соблюдалось с такой точностью, как постаралась его изложить дерзкая девчонка. — Сегодня в восемь совещание. Потрудитесь подготовить небольшой отчет о работе цеха за две последние декады. Данные о выполнении графика, средние показатели каждой мастерицы, процент брака и количество незавершенной продукции.

— Хорошо, Иван Сидорович, — Галя наклонила голову. — Потружусь…

Когда они вышли из цеха, Римма Аркадьевна с возмущением воскликнула:

— Цирк какой-то!

Белоненко заметил, что усики в уголках рта обозначились резче. «Дамочка с характером», — подумал он и уже твердо знал, что между новой начальницей производства и девичьей частью колонии никакого «контакта» не будет. И не ошибся: на следующее утро стало известно, что Римму Аркадьевну прозвали «Ведьмой с усами». Галина Левицкая пояснила Белоненко, что вчера вечером в общежитии девушек читали Гоголя и Клава Смирнова не замедлила вставить, что ведьма — это новая заведующая. «А панночка, — добавила она, — это буду я». — «А Левко?» — спросили ее смеющиеся девчонки.

Клава подумала и ответила: «Левко будет наш повар Антон Иванович. Больше здесь некому. Он у нас единственный парень».

Белоненко рассмеялся:

— Хорош Левко! С седыми усами…

Таким образом, с первого же дня знакомства между Риммой Аркадьевной и воспитанниками колонии началась «холодная война».

— Хорошо, что еще «холодная»! — заметила по этому поводу Галя Левицкая.

Как всякая холодная война, она проявлялась в формах столь разнообразных, что предугадать очередное ее выражение не представлялось возможным, а следовательно, не было возможности ее и предотвратить. Воспитанницы изощрялись во всевозможных каверзах, на которые только были способны. Римма Аркадьевна по каждому поводу докладывала начальнику колонии — сначала устно, а потом письменно. Галя Левицкая утверждала, что пишет она свои «донесения» под копирку, оставляя себе копию.