За скипетр и корону

— Благодарю вас, благодарю вас от всего сердца, мой добрый, старый Дейк! — горячо проговорил обер‑амтман, пожимая руку крестьянину. — Вы доставили мне искреннее удовольствие, а с таким испугом жена моя, конечно, справится.

— Разумеется, — подтвердила фрау фон Венденштейн, из глаз которой снова заструилась обычная спокойная и кроткая веселость, и тоже протянула старому крестьянину тонкую, белую руку, которую тот принял с особенной осторожностью. — Всей душой радуюсь проявлениям вашей любви к моему мужу.

— Но где же Фриц? — спросил лейтенант. — Меня очень удивило бы, если бы его здесь не было! Где же мой старый школьный товарищ?

— Здесь, господин лейтенант! — отозвался веселый голос молодого Дейка, и из темного заднего плана двора выступила на свет и на порог гостиной мощная фигура красивого крестьянского парня. — И я рад, что господин лейтенант к нам пожаловали и меня не забыли.

Пока лейтенант подходил к молодому крестьянину и сердечно его приветствовал, к старому крестьянину с чопорной отчасти приветливостью приблизился асессор и обменялся с ним ласковыми словами, а обер‑амтман крикнул:

— Ну, а теперь для всех есть и пить на дворе, и пускай молодежь повеселится, чтобы не говорили, что друзья, доставившие мне такую радость, ушли с моего двора натощак.

Фрау фон Венденштейн подала знак старшей дочери, та поспешила уйти, и через несколько минут на дворе показались служанки, суетливо устанавливавшие столы, застилавшие их белыми скатертями и наполнявшие тарелками, кружками и бутылками.

Школьный учитель шепнул что‑то на ухо старому Дейку, и тот сказал:

— С позволения обер‑амтмана, учитель просит подождать с угощеньем, пока не пропоют остальных песен, иначе он не ручается, что все будет исполнено как следует!

— Так вы еще хотите петь? — спросил с удовольствием обер‑амтман. — В таком случае прошу начинать, господин Нимейер. Присядьте к нам, любезный Дейк, и выпьем по стаканчику за доброе старое время!

И, пододвинув несколько кресел к дверям, он усадил рядом с собой пастора и Дейка. Лейтенант подал сигары, а асессор наполнил стаканы. Старый крестьянин повертел сигару между губами, далеко выпятив, осторожно зажег ее, чокнулся с обер‑амтманом и пастором, выпил свой стакан до половины, одобрив его содержание многозначительным кивком головы, и выпрямился в кресле с миной и осанкой, выражавшими, что он умеет ценить высокую честь сидеть рядом с обер‑амтманом и пастором, но вместе с тем он сознает себя вполне достойным этой чести.

Школьный учитель и молодой Дейк смешались с толпой на дворе, и скоро в гостиную донеслись стройные и сильные звуки прелестных народных песен, исполненных многоголосным хором весьма слаженно и со вкусом.

Старики сидели и задумчиво слушали, младшая дочь ушла помогать сестре по хозяйству, асессор удалился с аудитором Бергфельдом в оконную нишу, а лейтенант расхаживал взад и вперед по комнате.

Дочь пастора, оставленная своими молодыми приятельницами, вышла на террасу. Она оперлась на перила и смотрела на луну, заливавшую ее красивое, задумчивое лицо серебряным светом, в котором ее ясные глаза как‑то особенно блестели.

Походив по комнате, лейтенант тоже вышел на террасу и полной грудью вдохнул свежий чистый воздух весеннего вечера, тогда как глаза его устремились на простиравшуюся перед ним хорошо знакомую равнину, освещенную теперь ярким лунным светом.

Он вдруг заметил у перил фигуру молодой девушки и поспешил к ней.

— Вы мечтаете при лунном свете, фрейлейн Елена, — сказал он весело, — позвольте присоединиться к вам, или вы предпочитаете уединение?

— Я пришла сюда, — сказала пасторская дочь, — потому что луна всегда меня невольно притягивает и, кроме того, мне приятнее слушать пение издали. И наконец, я в самом деле немножко мечтала, — прибавила она, улыбаясь и приподнимаясь с перил, на которые облокачивалась, — мысли мои витали далеко отсюда, там, в облаках.

И она указала рукой на большую тучу, грозно поднимавшуюся с горизонта и одним краем пододвинувшуюся к луне, которая озарила ее своим светом, так что она стала похожа на черный плащ с блестящей каймой.

— Я знаю, — сказал лейтенант, — что ваша мысль любит улетать далеко и высоко, и я обожаю слушать ваши мечты, они переносят меня в особый мир, который мне по душе, но куда я один не знаю дороги. Мне кажется, точно это детская сказка, в которой можно попасть в волшебный сад, только произнеся условное слово, перед которым распахиваются двери в скале. Вы это слово знаете, и знаете вместе с тем, что я еще ребенком больше всего любил слушать вас — ваши рассказы переносили меня далеко за пределы будничной обстановки, — расскажите же и теперь о том, что хорошего узрели вы там, в облаках?