За строкой приговора

Советский закон о браке и семье обеспечивает тайну усыновления. Разглашение этой тайны нарушает моральные интересы как усыновленного, так и усыновителя, нарушает их душевное спокойствие. Вот почему и мы в своем повествовании тоже изменили имена и фамилии.

ПОБЕГ

Анатолий Мясников был рецидивистом. Озлобленный, колючий, с едким юморком, Толик Самурай на допросах держался вызывающе, с характерной бравадой бывалого вора, которого ничем не удивишь и у которого ничего не выпытаешь. Впрочем, Фролов и не стремился получить от него какие-либо сведения: все участники шайки, кроме Мясникова, сознались и полностью изобличили своего главаря. Да и сам он отрицал очевидное только из самолюбия. Тем не менее беседы следователя с Мясниковым длились подолгу. Это был опор двух людей, по-разному понимающих жизнь. Каждый из них был уверен в своей правоте, верил в свою правду. Только за Мясниковым стояла группа таких же отщепенцев, как он сам, а за Фроловым - общество.

Но Мясников не сдавал своих позиций. И присутствовавший как-то на допросе майор Николаев, старый приятель Фролова по работе ("Мы с ним в одной упряжке лет пять были", - говорил Николай Николаевич), добродушно усмехнувшись, сказал:

- Идеалист ты, Николай Николаевич. Думаешь, не понимаю, куда тянешь? Таких, как Мясников, я частенько встречал, - отбросы, их только могила исправит. Не сделаешь из него человека, не тот материал.

- Из одной и той же глины и Аполлона, и базарного петушка лепят, отшутился Фролов.

- Ну что ж, "лепи"... Вольному воля.

- А я не по своей воле леплю, - сказал Николай Николаевич.

- По директиве?

- Точно. Мне такую директиву персонально Александр Васильевич Чернов дал. Не слышал про Чернова? Как-нибудь расскажу.

Следствие продолжалось два месяца. А затем дело было передано в суд, который приговорил Мясникова, как организатора шайки, к десяти годам лишения свободы.

Суд - пересыльная тюрьма - исправительно-трудовая колония. Таков путь, который проходит каждый осужденный. Тюрьма - это каменные стены, решетчатое окошко с козырьком, вынужденное безделье, короткие прогулки.

В колонии все иначе. Это поселок. Аккуратные домики, ровные линейки дорожек, клуб, столовая, школа. Летом - клумбы, спортивная площадка. О том, что это исправительно-трудовая колония, свидетельствуют только высокие дощатые заборы с колючей проволокой поверху да четырехугольные вышки с вооруженными охранниками.

И все же в тюрьме человек не чувствует такой подавленности. Надежда на успех кассационной жалобы, многочисленные нити, которые еще связывают с внешним миром, - все это не дает возможности по-настоящему осознать свое положение, трезво оценить его. Но вот тюрьму сменяет колония. Кассационная жалоба отклонена, друзья остались там, на свободе, у них своя жизнь. Человек отгорожен от всех своих прежних интересов и связей. Он это не только понимает разумом, но и ощущает во всем - в крупном и мелочах. И тогда накатывается тоска, мутная, безысходная. Ее в одинаковой степени ощущает и новичок, и тот, кто не раз оказывался за колючей проволокой. И в письме, которое получил Фролов от Мясникова из колонии, через привычную браваду проглядывала тоска. Николай Николаевич ответил, потом послал книги. Между следователем и заключенным завязалась переписка. В письмах Фролова не было прямолинейных назиданий, прописных истин, но в них чувствовалась заинтересованность в судьбе человека, убежденность, вера, что Мясников станет другим. Следователь, конечно, не рассчитывал, что Толик Самурай мгновенно превратится в полезного для общества человека.

Заместитель начальника колонии по политико-воспитательной работе писал Фролову, что Мясников хорошо трудится, активно участвует в жизни коллектива. Новое ощущалось и в письмах самого Мясникова. И вдруг пришло сообщение. Анатолий бежал из колонии...

Прошли годы. Фролов был переведен в другой город. Новые люди, новые встречи, новые печали и новые радости. Неудача, постигшая его с Мясниковым, стала постепенно забываться. Во время одной из командировок в Москву Фролов встретился в прокуратуре РСФСР с Николаевым, теперь уже подполковником.

- Кстати, - сказал Николаев, - тебе в прокуратуру письмо пришло. От кого - не знаю. На конверте написано: "Лично". Переслать?

- Пришли, - сказал Фролов.

И вот это письмо передо мной.