За свои слова ответишь

– Да, далековато, но до метро не очень далеко. Можно пешком за две минуты дойти, а там, думаю, ты доедешь до своего вокзала.

– Доеду, – сказал Никитин.

– Но я бы тебе этого делать не советовал. Вот что, иди мойся. Вода горячая у меня есть, мыло и мочалка тоже.

Так что – вперед.

«Странный какой-то мужик», – подумал Сережа и почему-то вдруг смирился с новым положением и понял, что самым лучшим выходом из этой ситуации будет полное послушание с его стороны и выполнение всех приказов этого странного здоровяка.

– Давай не стесняйся, солдат!

«Какой я ему солдат?»

Жилище Бориса Ивановича Рублева пареньку показалось удивительным: никакой роскоши, никаких ковров, но все чисто и аккуратно. Курить ему захотелось так сильно, что даже засосало под ложечкой, а во рту скопилась слюна.

Только вот беда, сигарет у Сергея не нашлось, а пачка с торчащими сигаретами лежала на подоконнике в большой хрустальной пепельнице.

– Можно закурить? – немного робко, но в то же время развязно спросил паренек.

– Нет, нельзя, – жестко обрезал Рублев, – я не курю.

– Как это не куришь, если сигареты лежат!

– Я бросил и тебе советую.

– Бросил? – словно бы не поверил услышанному Никитин.

– Да, бросил. Уже почти месяц не курю.

– Ничего себе! А зачем?

– Решил бросить – и бросил.

– Что, вы все так делаете?

– Как так? – спросил Комбат.

– Решил – и сделал.

– Стараюсь, – признался Рублев. – А ты давай зубы мне не заговаривай, побыстрее мойся. Сейчас я тебе сделаю ванну.

От этой странной заботы в душе у Сергея потеплело, но настороженность не проходила.

«Все-таки странный тип. Привел к себе домой, я же могу стащить что-нибудь, деньги, драгоценности, часы, видик.»

Паренек заметил, что на телевизоре стоит большой видеомагнитофон, а под ним, в тумбочке, за стеклом, в три ряда кассеты.

В ванной шумела вода. Струя вначале била в гулкое чугунное дно, затем ванна начала наполняться. Вода уже просто плескалась.

Появился Рублев. Рукава его рубахи были закатаны, руки – мокрые.

– Смотри, солдат, сколько я тебе пены сделал.

– Я никакой не солдат.

– Все мужики для меня или солдаты, или никто.

– Как это все?

– А вот так.

На вешалке в прихожей висел пятнистый бушлат без погон, с многочисленными карманами.

«Военный или мент, наверное, – подумал Никитин, – правда, какой-то странный, необычный. Матом не ругается, не орет, разговаривает негромко, но очень властно. Попробуй такого не послушаться, так голову двумя пальцами оторвет.»

– Давай раздевайся, что смотришь? Глянь, сколько пены, – Рублев вошел в ванную, закрыл воду. – Иди, иди, не стесняйся, я на тебя смотреть не буду. Вот тебе чистая майка, – и Комбат вытащил из стенного шкафа аккуратно сложенный тельник, подал пареньку. – Настоящая воздушно-десантная.

– Не может быть!

– Точно тебе говорю, настоящая.

Сергей уже успел заметить в комнате над диваном большую фотографию, на которой были солдаты с автоматами – много солдат – и среди них хозяин этой квартиры.

– Ну что ты медлишь? Стаскивай свою грязную куртку, снимай разбитые обувки, все это оставляй здесь.

Сергей закрылся в ванной комнате. Ему даже хотелось повернуть защелку, но потом он подумал, что этого делать не стоит: хозяин обидится. Забрался в ванну. Вода была приятная, горячая, и Сергей вспомнил, что последний раз мылся недели две с половиной назад. Он сидел в ванной, смотрел по сторонам на белую плитку в капельках воды, на зеркало, на стеклянную полку с одинокой зубной щеткой и бритвой.

«Да, странный тип. Как-то у него все не так, как у людей.»

А Борис Рублев в это время распаковывал баул, присланный Бурлаком. И чего в нем только не было! Даже запах ткани, в которую были завернуты продукты, и то вызывал прилив слюны и посасывание под ложечкой. А пахло травами, перцем, лавровым листом, мясом, рыбой и сушеными грибами.

– Ну, Гриша! Ну, клоун! – приговаривал Борис Рублев, разбирая увесистый баул. – Мяса пруд пруди, роту можно накормить. И на кой черт мне все это? – радостно думал Комбат, поднося к носу огромный окорок. – Ну и запах! Ладно, Сережку накормлю.

Для себя Борис Рублев почти не готовил, питался наспех, с уважением относился лишь к завариванию чая.

А вот ко всему остальному отношение было, в общем-то, пренебрежительное, хотя готовить он и любил, и умел.

Но ведь не станешь же готовить для одного себя! Никто, кроме тебя, не оценит таланта.

Сейчас же в квартире появился гость, ради которого стоило постараться. Хотя и стараться-то, в общем, не надо было, ведь еды и продуктов у Комбата хватало. А тут еще и посылка Бурлакова подоспела, так что можно было бы устроить шикарнейшее застолье.

«Вот, правда, пить я себе запретил», – поглядывая на литровые штофы с золотистой водкой, размышлял Комбат.

В водке плавали какие-то травы. Комбат знал лишь одну, длинную, плоскую, – зверобой. Остальные травы ему были неизвестны. Ни сопроводительного письма, ни даже маленькой записки в бауле не нашлось. Хотя, что тут пояснять, и так все видно, и так все ясно.