За точкой невозврата. Полдень битвы

– Ну хорошо, господин не знаю, как вас зовут… – хмуро глядя исподлобья, промолвил главный «борец с коррупцией», похожий сейчас на затравленного крысеныша. – Признаю, что все, что вы сейчас сказали, очень похоже на правду. Такова наша оппозиционная селява. Если вы уже все равно вознамерились меня посадить, то в обмен на чистосердечное раскаяние и сотрудничество со следствием я хочу потребовать комфортных условий содержания, уважительного отношения со стороны администрации и отсутствие контактов с уголовниками. Надеюсь, вы сможете обеспечить мне такую малость?

– Да, – ответил чекист, смерив оппонента взглядом, – такую малость мы тебе обеспечить сможем. А еще, в отличие от таких, как ты, мы всегда держим свое слово даже перед последними негодяями. Если сделаешь все как надо, то жить на зоне будешь точно на курорте, в компании таких же мелких прохвостов – это мы тебе обещаем. Но только учти, что мы проверим каждое твое слово, и если хоть что-нибудь окажется ложью, то рай для тебя тут же обернется адом. Это мы тебе тоже гарантируем.

– Договорились, – пробурчал Навальный, однако было заметно, что он слегка приободрился. – Мне начать исповедоваться прямо сейчас или позже?

– Позже, – ответил чекист. – Сейчас ты отдашь нам флешку с немецким мультиком, и мы пойдем. Вертолет долго ждать не может, у него есть и другие дела.

– Ах да, – спохватился «оппозишен фюрер», – в правом кармане пиджака… Только должен предупредить, что если этот фильм на своей странице в Фейсбуке не запущу я, то чуть позже это сделают другие люди.

– А вот это, Леха, совершенно неважно, – ответил чекист. – К тому моменту ты уже будешь гостем нашего СИЗО, и даже самый тупой мамкин революционер поймет, что твой арест – совсем не месть Темнейшего за твое очередное «откровение», а буквальное исполнение закона, который писан для всех. А сейчас идем, герой. Швыдче, швыдче!

5 декабря 1942 года. Полдень. Турция. Анкара. Площадь Кызылай. Дворец президента Турции «Чанкая».

Президент Турецкой республики Исмет Инёню, урожденный Мустафа Исмет-паша

– Итак, – усталым голосом сказал президент Иненю, дочитав доклад, поданный ему министром иностранных дел, – господин Сталин ужесточил свою позицию в турецком вопросе. Если наши действия против армян и греков были делом достаточно отдаленного прошлого, уже подернувшегося архивной пылью, то кровоточащий курдский вопрос актуален и поныне. Советский вождь требует, чтобы мы оставили попытки насильно превратить этот народ в турок, предоставили курдам национально-культурную автономию, позволили им получать образование на своем языке и строили бы для них школы, больницы и дороги. А это идет вразрез с планом Великого Ататюрка по созданию единой турецкой нации – монолитной как по вере, так и по самоидентификации населения…

– Это совершенно неприемлемо! – заявил как отрезал фельдмаршал Фавзи Чакмак. – Непокорные курды – как язва на теле нашего государства. Чтобы удерживать этот народ в состоянии хотя бы внешнего спокойствия, мы вынуждены держать на территориях его расселения значительные воинские контингенты. Если ситуация там выйдет из-под контроля, то ущерб для нашей государственной безопасности может быть смертельным.

– Самый большой ущерб нашей государственной безопасности, дорогой Чакмак-паша, могут нанести советская и болгарская армии, стягивающиеся сейчас к нашей границе, – парировал президент Иненю. – Мой боевой опыт[22]

, который ничуть не меньше вашего, говорит, что как только войска выйдут на исходные рубежи, господин Сталин щелкнет пальцами – и тогда один из лучших большевистских стратегов генерал Рокоссовский, в силу решающего качественного превосходства большевистского воинства, превратит нашу армию в мелкий рубленный фарш. В свете повышенного интереса русских к Черноморским проливам, уж как минимум Истанбульская наступательная операция становится неизбежной. Даже если вы бросите во Фракию всю нашу армию, она не займет делом железные легионы противника и на пару недель. И в то же время начнется наступление русских армий на Кавказе, что тоже не сулит нам ничего хорошего, но по сравнению с проблемами на западном направлении будет сущей мелочью.

– Все это понятно, господин президент, – вздохнул министр обороны Турции. – Но, несмотря на неприкрытую военную угрозу, требования господина Сталина являются вопиюще наглыми и неприемлемыми. Мы все должны умереть, но не покориться столь жестокому диктату.

– Ваше мнение понятно, – кивнул президент, – но сейчас я хотел бы послушать, что по этому вопросу скажет наш министр иностранных дел, который лично разговаривал с большевистским вождем в Москве.

Нуман Меменчиоглы немного подумал и сказал: