Забавы ради...

— Зато на квартиру заработал, — возразила Елена, осматривая просторную комнату. Квартира была однокомнатной. Просторный зал переходил в кухню-студию, а через большие широкие окна с улицы лился свет заходящего солнца. Уютная квартирка, подумалось Елене, пусть и мебель старовата, да и стены не мешало бы перекрасить и обновить полы.　　

— Ипотека, — пояснил парень, останавливаясь в дверях.

Ленка, оставив туфли в коридоре, прохаживалась от окна к окну.

— Парк видно, — кивнула головой Елена на верхушки деревьев вдали, — И район неплохой.

Герасим подошел ближе. Ленка слышала, как парень тихо выдохнул и обнял ее за плечи, перехватив рукой, а носом прижался к Ленкиной макушке.

— Лен, кажется, я совсем сдурел, — разобрала Соколова слова парня, — Прости меня, Лен.

Ленка на сдуревшего Черепанова обиды не держала. Наоборот. Довольно улыбалась, греясь в его руках, чувствуя, как от крепких рук расползается тепло по всему телу.

Накрыв его руку своими ладонями, Соколова ласково потерлась о нее щекой.

— Все хорошо, — заверила девушка, и, окончательно осмелев, оставила короткий поцелуй на обнимавшем ее предплечье и провела ладонью, наслаждаясь мягкостью коротких золотистых волосков.

И тут же вторая рука парня легла на живот Елене, стискивая и прижимая к большому телу хрупкую женскую фигурку.

— Расскажи мне, — тихо, едва слышно попросил Черепанов, — Я не могу так, Лен. Хочу знать. Про всех.

Соколова опешила. Поддавшись крепко стиснувшим ее тело рукам, она не сразу поняла, о чем именно просит Гера.

— О ком? — переспросила она, и чуть повернув голову, взглянула в пылающие зеленым огнем колдовские глаза.

Парень молчал, и, казалось бы, даже не шевелился и не дышал.

— Кто был до меня, — тихо пояснил Герасим.

Ленка могла бы повредничать, поиздеваться, помурыжить Черепанова, прикинуться, что не понимает о чем речь, или начать перечисление парней, даже тех, кому улыбалась еще в детском саду, сидя на соседнем горшке. Но не смогла. Взгляд Герасима был таким… таким… словно у раненого зверя. И Ленка улыбнулась. Чуть отклонившись в руках парня, провела ладонью по чуть колючей щеке, разгладила морщинку между бровей, скользнула кончиками пальцев по подбородку, коснулась указательным пальцем уголка рта.

— Не было никого, — тихо призналась Ленка, вроде бы и стыдясь, что опыта нет, но и радуясь, видя, как по-мальчишески загораются глаза парня радостью, и, кажется, даже счастьем.

Черепанов обомлел. Да что уж там, охренел немного, не веря своим ушам. Но она сказала именно так. Да. Так и сказала. И пусть он долго и тщательно уговаривал свое самолюбие, что неважно всё, неважен кто-то, кто был с Леночкой, его хрупкой принцессой, до него. Уговаривал, и даже, кажется, сам поверил, что неважно. Но нет. Важно и еще как. Герасим понимал, нельзя быть таким собственником, таким ревнивым эгоистом. Но ничего не мог с собой поделать.

Да, эгоист. Да, собственник. Да, делиться не станет. Ни с кем.

И именно поэтому, выбитый из колеи, сбитый с толку, он, почти до боли сжал Ленку и жадно впился в столь манящие и желанные губы поцелуем. В одну секунду навалилось все, что он так сильно и тщательно сдерживал, пытался контролировать. Навалилось и накрыло с головой, отсекая от мира, от реальности и лишая здравого смысла. Черепанов позабыл обо всем, абсолютно. Приподняв Елену над полом, Гера сделал два стремительных широких шага до хрупкого и старенького диванчика, застеленного темно-синим пледом, благо чистым и свеже-постиранным. На долю секунды мозг все-таки вернулся в черепушку Герасима, и, прервав дикий и глубокий поцелуй, парень мутным взглядом посмотрел в любимые глаза.

— Все в порядке, — тихо шепнула Ленка и сама ловко вытянула заправленную в брюки рубашку. Ее пальцы подрагивали, но отступать Ленка не собиралась.

— Моя… — шепнул Гера, зарываясь носом в хрупкую шею, не имея сил сдержаться, понимая, что ртом оставляет следы на тонкой коже, — Ленка, ты моя…

У Ленки не было шансов устоять перед таким напором, скрыться, убежать, отстраниться. Гера, словно ненасытный маньяк, прижимался ртом, стискивал ладонями, вдыхал глубоко в легкие Ленкин запах, настолько дико и необузданно, словно проживал последние мгновения и боялся не успеть.