Заблудившиеся

Шло время, объявления через громкоговоритель следовали одно за другим, но о рейсе на Волгоград словно забыли. Наконец металлический женский голос сообщил, что по техническим причинам вылет откладывается на два часа. Сайкин, уже уставший от ожидания, понял, что больше ни минуты не сможет провести под крышей аэровокзала.

Выйдя из помещения, он с удовольствием вдохнул отравленный бензиновыми выхлопами воздух и еще раз подумал, что делает непозволительно широкий жест, бросая все важные московские дела именно сейчас и направляясь куда-то к черту на кулички, на похороны, в сущности, совершенно незнакомого человека. Ладно, решил Сайкин, зачтется ему когда-нибудь это доброе дело. И Лариса сумеет оценить его поступок: бросив все дела на свете, он мчится к ней, чтобы быть рядом в трудную минуту. Это чего-то да стоит. Потом он подумал, что сейчас не время для показательно красивых жестов, у Ларисы действительно глубокое горе, и она нуждается в искреннем сочувствии, его сочувствии.

Сайкин постарался найти в себе это чувство искреннего сопереживания горю Ларисы, но в душе ничего похожего на сострадание не было. Появилось лишь раздражение от бессмысленности потери дорогого времени, от долгой задержки с вылетом. Чтобы отвлечься, Сайкин пересек дорогу и направился к лесопосадке невдалеке от здания аэровокзала, надеясь там найти скамейку и посидеть. Но, подойдя ближе к заманчиво смотревшимся издали деревьям, он никакой скамейки не нашел. Вытоптанная между деревьями трава, земля, загаженная грязной бумагой, битым стеклом.

Какие-то люди сидели прямо на этой земле в соседстве с огромными узлами и баулами, пили воду из пластиковых бутылок, жевали. Сайкин долго бродил между кустами и деревьями, то и дело натыкаясь на сидящих на земле людей, и, наконец, утомившись от хождения, остановился рядом с трухлявым пнем, опустил сумку и достал из нее брошюру и сел на нее, вытянув ноги.

Метрах в десяти от него, скрючившись, лежал пьяный. Разбуженный новыми звуками, пьяный перевернулся на спину и сел. Одной рукой он потер серую щетину на подбородке, невидящими белыми глазами посмотрел на Сайкина, огляделся по сторонам и принялся что-то искать в карманах пиджака. «Если у пьяного и были деньги, то, скорее всего, спящего, его давно обчистили», — подумал Сайкин.

Наблюдая за манипуляциями этого человека, Сайкин по своей давней привычке старался угадать, сколько пьяному лет, но быстро бросил это занятие, решив, что мужчине может быть от тридцати до семидесяти. Прекратив копаться в карманах, человек неопределенного возраста, хитро сощурясь, погрозил Сайкину указательным пальцем и начал стаскивать давно потерявший первоначальную форму ботинок, Сайкин брезгливо отвернулся.

Через минуту, когда он повернул голову, пьяный, уже обутый, внимательно считал деньги. Сунув купюры в карман брюк, он снова погрозил Сайкину корявым пальцем, улыбнулся щербатым ртом и поднялся на ноги. Отряхнувшись, он довольно твердой походкой направился к зданию аэропорта. Передвигаясь, пьяный слегка подпрыгивал. На душе у Сайкина стало муторно до тошноты.

Расстегнув «молнию» сумки, он вытащил оттуда бутылку виски, свернул колпачок и сделал из горлышка большой глоток. Пожалев, что не прихватил из буфета бутерброд с безвкусным сыром, он перевел дух и убрал бутылку на место. Ветерок шевелил лоскутья бумаги, солнце садилось в пыльную листву. Посмотрев на часы, Сайкин убедился, что времени до отлета еще предостаточно и вынул из сумки папку с рассказами Пашкова.

Еще нечитанные, выбранные наугад, они, перепечатанные машинисткой на белой мелованной бумаге, выглядели очень аккуратно. Пошелестев страницами, Сайкин решил начать сначала, чувствуя, как виски приятно обжигает желудок, он забегал глазами по строчкам. Читая, он время от времени лез в сумку и прикладывался к бутылке, делая расчетливые небольшие глотки, чтобы быстро не захмелеть. Читал он внимательно, изредка поднимая глаза на проходивших мимо людей, смотрел на них неосмысленным взглядом и снова читал. Речь в рассказе шла о том, как внешне благополучный, еще молодой человек вдруг не находит в себе сил жить дальше.

Фабула рассказа была проста и нефальшива. Пожилая ленинградка, кандидат технических наук каждый год проводит отпуск в небольшом эстонском городке у моря. Ей нравятся сосны, уединение, серые волны Балтики. В Питере она ведет суматошную жизнь в окружении своих студентов и здравствующих друзей. В спокойной Эстонии, у моря, где суматоха будничной жизни исчезает, ей становится не страшно остаться с собой один на один, сознаться самой себе в своем же полном одиночестве. Она любит этот переменчивый край под его высоким небом.

В один из своих приездов на автовокзале, чтобы добраться до места, где снимает комнату, она садится в такси к разговорчивому, веселому мужчине. Каким-то внутренним безошибочным зрением сумевший увидеть в пожилой ленинградке родственную близкую душу эстонец бесплатно катает ее по окрестностям городка, показывает немногочисленные, но от этого еще более дорогие достопримечательности.