— Не могу не согласиться, что изображения выполнены филигранно, — заметил нависший над ним служитель Господа, — хотя, в целом, это всего лишь сказки и суеверия.
— Неужели? — хмыкнул Моравский и приступил к изучению книги.
Медленно перелистывая, внимательно рассматривая изображения древних богов, полубогов и других мифических существ, заметил очередные сноски на полях страницы. Загнул несколько листов, чтобы позже к ним вернуться. Отец Яков, хоть и не желающий признавать это, увлёкся чтением не меньше профессора.
Оба погрузились в книгу настолько, что не заметили, как в доме садовника загорелся свет. Дверь отворилась, и Монти со свечой и верёвкой в руках прошествовал через лужайку в сторону старого дуба. Фигура в черном балахоне с капюшоном на голове, стоящая за оградой молчаливо наблюдала за садовником, не выдавая себя ни единым движением. Монти прошёл мимо, не заметив наблюдателя.
Двинулся вдоль пруда, достиг ямы, огонь в которой давно потух, и поставил свечку на её край. Потом долго смотрел на упавшую дубовую ветвь, которую никто так и не удосужился убрать. Затем перевёл взгляд на дуб. А после, словно подчиняясь чьему-то приказу, безвольно шагнул по направлению к ограде и начал на неё взбираться.
— Светает, — с сожалением в голосе, заметил профессор и продолжил — действие снотворного скоро закончится. Пора возвращаться вниз, чтобы хозяин ничего не заподозрил. А я так и не успел осмотреть комнату с диковинами, о которой вы упоминали. А еще нужно успеть сделать одно крохотное дельце.
— Какое? — поинтересовался священник.
— Скоро узнаете, — устало улыбнулся профессор. — А пока, друг мой, верните канделябр на место и продолжайте вести себя так, как будто ничего не случилось. А я прогуляюсь до кареты. Нет, нет, не беспокойтесь, снаружи светло, я уверен, что Зверь не появится.
Священник забрал подсвечник и отправился вниз, не дожидаясь, когда Тадеуш покинет библиотеку. Тот, в свою очередь, собрал ворох вырванных страниц в одну стопку, закрыл окно и, убедившись, что никто не наблюдает, сунул во внутренний карман жакета небольшую книжицу в кожаной обложке. Книгу, больше похожую на личный дневник, который он обнаружил внутри одного непримечательного учебника по медицине.
Затем покинул комнату, заперев её на ключ. Вернулся на кухню, взял в руки бутыль вина, которую они с Карпентером так и не успели распить, и направился к выходу.
— Будьте добры, отец Яков, — обратился он к священнику, вышедшему из гостиной, — отоприте дверь. Я бы сам, но руки заняты.
— Это и есть ваше дельце? — подозрительно глядя на бутылку вина, спросил священник.
— Верно. Не пропадать же такому доброму напитку. Полагаю, у нашего Лорда в закромах есть ещё.
— Что же вам мешает забраться в винный погреб и опустошить его? Повозка у вас большая, полагаю, там найдется место для сотни бутылей. Просто насыпьте ему еще своего порошка и продолжайте обносить особняк.
— Мне мешают это сделать мои моральные принципы, — ощерил зубы Моравский. — Если бы не они, я бы последовал вашему совету. А эта бутыль была мне предложена как гостю, поэтому я имею на неё полное право. К слову, Лорд о ней и не вспомнит. Благодарю, отец Яков. Заприте дверь, я скоро вернусь.
Несмотря на свои заверения, профессор задержался. Священник не следил за временем, но ему показалось, что Тадеуша не было около часа. И он уже знал причину задержки. Наблюдал через окно, как тот на минуту заглянул в фургон, потом проследовал к домику садовника, пробыл там некоторое время, а после направился к месту вчерашнего ритуала. Могилку пса отсюда видно не было, и отец Яков не знал, что там происходит, но Моравский отсутствовал долго. Наконец, он заметил его: Тадеуш медленно брёл от пруда в сторону ворот. Еще раз наведался в свой фургон, что-то захватил, и, неся это что-то в руках, направился к особняку.
Священник открыл дверь, впустил профессора внутрь, успев заметить нечто странное в выражении его лица. Какую-то обеспокоенность или озабоченность.
— Идёмте, святой отец, — профессор покрутил коричневой бутылью в руках, — сделаем пробуждение нашего лорда приятным. Насколько это возможно. Ключи, пожалуйста, — протянул он руку, — нужно вернуть их на место.
Когда все приготовления были закончены, Моравский указал священнику на стул:
— Отец Яков, присядьте.
С этими словами профессор наполнил пустой бокал и придвинул его к священнику. Потом повторил эту операцию дважды: для себя и для Карпентера. Молча наблюдающий за этими действиями, отец Яков отреагировал:
— Мне кажется, я уже говорил, что не намерен пить. Мы прибыли сюда не ради попоек, профессор.
— Разве это попойка, — тот разочарованно обвел глазами пустой стол, — тем не менее, друг мой, я хочу, чтобы вы выпили. Не просто хочу, а настаиваю. А теперь пора будить нашего хозяина. Милорд, проснитесь!
Моравский пощелкал пальцами над ухом Карпентера и тот пошевелил головой, с трудом открыл один глаз и что-то пробурчал. Тадеуш разобрал два слова «изгнали» и «ублюдка».
— Милорд, уже рассвело и дела требует вашего незамедлительного вмешательства!