— А Ташкину лишь бы отрапортовать,— сказал Куницын.— Отрапортовал и с плеч долой! Такой стиль. А мы соответственно работаем — абы как. Вот и получается хреновина.
Тут заговорили другие члены правления, до того сидевшие молча. И получалось, что всем, кроме председателя, хочется проявить твердость, а он один такой нерешительный. В конце концов он сдался, сказал примирительно:
— Ладно, попробуем отбрыкаться... Еще какие дела?
— С наукой седни вышла сцепка,— раздался, к удивлению Николая, голос Пролыгина. Где он там сидел, в каком углу? — Пришлось отключить ихнюю тарабайку или как там, «самовар». У меня насосы на поливе не тянули, струи нет.
— Почему не тянули насосы? — быстро перебил председатель.
— Так две ж установки добавили! — вдруг закричал Пролыгин.— Это, считай, еще четыре насоса, а трансформатор у меня чё, резиновый? — И голос откуда-то взялся, тугой, настырный, неприятный.
— Ну, ну, не ори. Тоже мне оратор, чуть чего — на горло. Вот учись у Георгия Сергеевича: ясно, четко и без горла. А то сам ору да вы еще будете орать — не колхоз, а горлодер, ей-богу! Продолжай, Герман.
Пролыгин, откашлявшись, продолжал:
— Я, как и договорились, на водозабор сплавал, уровни промерил, ну и с удочкой малость посидел, а ваш ученый меня к берегу отбуксовал, шумел и вообще грозился, оскорблял.
— Оскорблял?! — поразился председатель.
— Ну, личность мою оскорблял.
— А ты такой робкий, дал себя оскорблять?
— Так он же личность, а я ему говорю — ответишь.
— Но не подрались?
— Не, этого не было. Личность — да, а этого — нет. Я б не допустил.
— Ну и то слава богу,— рассмеялся председатель.— Горло дерите от пуза, но руки — нет! Руки, Герман, не распускай.
— Да я же Христом-богом клянусь! Рук не было! Но вы и своему скажите, чтоб тоже.
— А ты мне поручений не давай. Сам и скажи! Ты отвечаешь за электричество, ты и командуй.
— Так он же к вам придет! Чтоб мне охренеть!
— Охреневать не надо, а придет, так найду что сказать, без твоих советов.
Николай встал, толкнул дверь и вошел в кабинет. Все на миг оторопели, потом
рассмеялись. Засмеялся и Николай.
— Легок, легок на помине! — сквозь смех повторил отец.— Легок!
— Легкого принесла нелегкая,— сказал Николай, усаживаясь на свободный стул поближе к выходу.
— Это уж точно! — опять расхохотался отец.
Николай окинул быстрым взглядом собравшихся — все это были специалисты колхоза: агроном, зоотехник, бухгалтер, экономист, механик, электрик... Георгий Сергеевич по виду был моложе всех. Остальные, в том числе и отец, казались в табачном дыму какими-то пожухлыми, сморщенными, задубелыми. Конечно, и Георгия Сергеевича не украсили прошедшие годы, все-таки многолетняя работа агрономом в глубинке дает о себе знать, и богатыря скукожит, но сохранился на его лице какой-то ясный, светлый знак, наверное, как теперь мог предположить Николай, знак интеллигентности. Был он добр, спокоен, внимателен к людям, не кичился ни положением, ни знаниями, ни опытом, умел ладить со всеми, обходить острые углы, мог рассудить любой спор, примирить, надти умное, справедливое слово. Да и уронжаи нем пошли вверх, колхоз выбрался из долговой ямы, в которой сидел десятки лет.
— Ну что, наука, какие претензии имеешь к колхозу «Утро Сибири»? — спросил отец, перебирая, как четки, ожерелье из скрепок.— По глазам вижу, имеешь.
— Имею! — сказал Николай, забыв разом, что собирался разводить дипломатию.— Имею претензии. Скажите, пожалуйста, товарищ председатель, было обещание колхоза «Утро Сибири» снабжать опытную установку электроэнергией? Было или нет?
— Было, было,— недовольно проворчал отец, взглянув на Пролыгина, тот усмешливо косился в угол.— Тут так. Сегодня подключили еще пару брызгалок, а насосы — тпру! — не тянут, вот тебя и отключили. Но это эпизод. В будущем, думаю, сговоритесь с Пролыгиным. Верно, Герман?
Пролыгин неопределенно пожал плечами, дескать, как знать.
— Значит, все,— подвел итог отец.— По домам!
— Я день потерял, гонялся за ним, установка не работала,— начал было Николай, но отец хмуро перебил:
— Все, Николай, люди еще не евши, устали. А насчет энергии я тебя сразу предупреждал и теперь при всех предупреждаю: в первую очередь энергию — на колхозные дела. В первую! А во вторую — твоей науке. Во вторую! Так что если насосы на поливе не тянут, как докладывает наш главный электрик товарищ Пролыгин,— отец рубанул рукой в его сторону, и Пролыгин, довольный, ощерился,— значит, все остальное, кроме насосов, к едреной фене! Энергию только насосам! Почему так? Потому что наиглавнейшая наша задача — не опыты на небе, а хлеб на земле. Хлеб, молоко, яйцо и мясо народу. Вот так, дорогой мой кандидат в кандидаты. Ясно? Или еще популярнее? А то вы там, в городах, отучились понимать такие простые вещи, откуда, скажем, булка берется или раз любимый «геркулес».