Забытая клятва Гиппократа

– Думаете, он переживает из-за операции? – осторожно спросила Агния. – Ну конечно, какая же я дура!

В глазах женщины майор прочитал смятение, жалость и еще что-то, чему не смог подобрать подходящего названия.

– Наверное, надо его как-то… подбодрить, что ли? – продолжала Агния, словно разговаривая сама с собой. – Ну да, мы приходим к нему в больницу, говорим о работе, требуем от него решения проблем, рекомендаций, а он думает о предстоящей операции, и у него, вероятно, руки опускаются! Завтра же пойду…

– Он уже дома, Агния, – прервал ее Карпухин. – Решил, что ему нет никакой нужды дожидаться отца Шилова в больнице.

– А вот это он зря! – воскликнула Агния. – Разве он не понимает, что игрушки закончились? Все очень и очень серьезно, Артем Иванович: осколки начали движение, и совершенно невозможно предсказать, куда именно они направятся! Если перекроется одна из жизненно важных артерий, то может наступить мгновенная смерть, а если…

– Думаю, больше всего Андрей боится именно этого «если», – вздохнул майор.

– Он говорил об этом?

– Еще чего – как будто вы его не знаете, Агния! Но все написано у него на лице: Андрей боится, что может превратиться в овощ.

– Отец Олега – профи, – возразила Агния.

– Я знаю, – кивнул майор. – И Андрей знает. Однако это не мешает всем нам бояться, а уж Андрею-то…

Карпухин замолчал на полуслове. Он познакомился с Андреем задолго до того, как его узнали все остальные члены ОМР. Майору не понравилась идея стать координатором этой странной, как тогда казалось, организации, но он согласился, узнав, кто ее возглавляет. Поэтому Карпухин понимал, что работа и общение с коллегами являются самым главным в жизни Лицкявичуса: он живет, пока может вести активную деятельность.

– Я могу что-то сделать? – спросила Агния. – Чем помочь?

– Боюсь, никто тут не поможет. Просто я подумал, что пока его не стоит беспокоить по поводу расследования. Я говорил с лечащим врачом, и он сказал, что сейчас для Андрея самое важное – полный покой. Разумеется, он не попытается оперировать в таком состоянии – не позволит врачебная этика и собственная совесть. ОМР – другое дело, тут он никого не подставит, а потому, наверно, решит плотно заняться этой работой. Мы не можем ему такого позволить, верно?

– Вы правы, – тут же согласилась Агния. – У Андрея Эдуардовича сейчас и своих проблем по горло!

– Вы поговорите с Викой? Пусть она в случае каких-либо новостей связывается непосредственно со мной. И все остальные пусть тоже делают то же самое, идет?

– Я всех обзвоню. А если он сам…

– А если Андрей позвонит сам, то мы будем твердить, что пока нет никаких новых сведений. И еще: если позвонит Толмачев…

– Я сама им займусь! – схватила на лету Агния.

* * *

Олег раздвинул жалюзи и с тоской посмотрел в окно. На улице ярко светило солнце, легкий ветерок гулял в кронах деревьев, а небо было такое голубое… Они с Агнией в последнее время слишком редко бывают вместе, и вот надо же главному забабахать совещание заведующих отделениями в его свободный день! Естественно, каждый в больнице знает, о чем именно предстоит беседа: Комиссия по этике уже проела главному всю плешь, рыская по отделениям в поисках нарушений. Похоже, ребята действуют по принципу «но мы тебя обслужим, раз пришли», как поется в песне Михаила Звездинского: несмотря на то что никаких других жалоб, кроме как в отношении дела Свиридина, не поступало, Толмачев счел своим долгом поставить на уши всех. Странно, но создается впечатление, что во всем городе существует только эта больница, а все остальные уже доведены до определенной кондиции и полностью соответствуют «ГОСТу» Толмачева!

– Олег Валентинович, уже начинают! – сообщил Павел, просунув в проем темноволосую голову. Только ему одному позволялось входить без стука – Олег и сам не знал, как он такое допустил, но менять положение вещей было уже поздно.

Не успел Шилов подняться с места, как за окном противно заверещала сигнализация. Он узнал ее по «голосу»: только его «Шкода» вопила так противно.

– Паш, будь другом… – начал он, но Павел тут же отреагировал:

– Конечно, Олег Валентинович, я сейчас сбегаю.

– Лови ключи! – и Шилов бросил ему связку.

По окончании совещания Олег, вместо того чтобы идти сразу домой, бросился на поиски Павла, ведь парень так и не вернул ключи от авто. Однако, похоже, после того, как он вышел, чтобы отключить сигнализацию, его в больнице не видели. Леша, один из ребят, которых выделил Карпухин для его охраны, решил сходить на стоянку, пока Олег бегал по отделению: у Пашки была операция, и Гоша, хирург, обыскался ординатора и находился в состоянии, близком к бешенству. Через пять минут Леша ворвался в кабинет Шилова с глазами навыкате, красный, как вареный рак, и возбужденный до невозможности.

– Видать, беда с вашим парнем! – выпалил он с ходу. – Игнатьич – ну, охранник со стоянки, – получил по затылку монтировкой и провалялся в отключке с полчаса. Он видел, как ваш ординатор шел к машине, а потом – ничего не помнит.

– Погоди, что это значит? – ошалело уставился на Лешу Олег. – Где Пашка-то?