Забытые пьесы 1920-1930-х годов

ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ты смеешься, Сергей? Что с тобой?

СЕРГЕЙ (с усмешкой). Огонь силу взял. Как говорится, сила силу ломит.

ОЛЬГА ИВАНОВНА. И ты тоже?!

СЕРГЕЙ (машет рукой). Э, да ничего! Через великую силу совладал, а все-таки не сдался.

Уходят.

Занавес.

Действие четвертое

Рабочий клуб при завкоме. Две комнаты. В первой — уголок Ленина. Портреты, киоски с книжками; во второй проходят заседания, собрания; туда идет народ. Когда открывается занавес, ЯКОВЛЕВНА стоит, разговаривает с ЕГОРОМ. На ней пестрое новое платье, пестрый платок, она обшилась и приоделась.

ЯКОВЛЕВНА. Христом богом прошу, ты хоть в нашего бога-то не веруешь, так хоть ради своего-то бога сделай, поговори с Сергеем! Жалко бабу-то; ну что ж, милый человек, ни за што ни про што руки на себя наложит, Сергею же потом совестно будет.

ЕГОР. Я говорил. Вряд ли толк выйдет. И говорить нечего.

ЯКОВЛЕВНА. Ну сам посуди, милый человек, баба — король! Смотри, что у нас в доме-то делается, — ералаш! Там что народу за ней бегает, не приведи бог! Лавочник семью бросил, готов хоть завтра жениться, а она ни к чему! Точно отворотило ее от всего, сама свою жизнь губит, пьянствует да ревет. Ты погляди на бабу! Откуда что взялось! Сама смотрю на нее, дивуюсь. И такая краля зря пропадает.

ЕГОР. Да разве их помиришь? Да потом и то сказать: неподходящая она для Сергея. Вишь, как они с Ольгой Ивановной работают, одно слово — пара! Ну а у Акулины в голове ветер.

ЯКОВЛЕВНА. Напрасно бабу хаешь! Поймали лису за хвост, да говорят — беги; знамо дело, хвост оторвешь, побежишь, а все-таки без хвоста-то нескладно. Так-то и Акулина. А ты, милый человек, пожалей бабу! Как вы в одной партии с Сергеем, покалякай с ним, авось, своего человека послушает.

ЕГОР. Не берусь за это дело. У нас Сергей впереди всех, не мне его учить, а самому у него учиться.

ЯКОВЛЕВНА (вздыхает). Иде ж это справедливость на земле стала? Вот так-то люди друг дружку обижают, а бог правду видит, да не скоро скажет.

ЕГОР (усмехаясь). Если б видел, то сказал бы, а скажи, что ничего не видит.

ЯКОВЛЕВНА. Да! Говорят люди: «Городское теля поумней деревенского пономаря»; замудровали высоко — ни бога, ни черта, оно, глядишь, сколько не мудри, а свету божьего не перемудришь.

В это время показывается ОЛЬГА ИВАНОВНА с МИШЕЙ.

В руках у нее книжка.

ЕГОР. И дети вишь как поставлены! При матери, бывало, шлындают да хулиганят, а теперь людей из них сделала.

ЯКОВЛЕВНА. Эх, милый человек, что нам и золото, коли нет солнушка, а дети без матери как травка без солнушка; расти-то растут, а кровь-то в них будет хилая. (Вздыхает.) Ну, если что случится, бери ответ на свою душу.

Отходит.

ОЛЬГА ИВАНОВНА(подходя). Товарищ Борзухин, здравствуйте!

ЕГОР (добродушно). Занимаетесь?

ОЛЬГА ИВАНОВНА. Вот, час времени остался до собрания — с Мишей занимаюсь по политграмоте. А вы тоже на собрание?

ЕГОР. Ну, как же! Тянет на собрание. Да вот поймала эта старуха, все жаловалась насчет…

Смотрит на МИШУ, осекается.

ОЛЬГА ИВАНОВНА (вопросительно). Насчет чего?

ЕГОР. Да так… хм… хм… так, кое о чем говорили.

ОЛЬГА ИВАНОВНА. А Миша у меня молодец! (К Мише.) Ну, хорошо усвоили разницу между социальной и буржуазной революцией? Вы понимаете, что значит диктатура пролетариата?

МИША. Да, у нас теперь больше нет никаких классов, у нас только остались рабочие да крестьяне.

Садятся.

ОЛЬГА ИВАНОВНА. Нет, у нас еще есть промежуточные группы: а городское мещанство, а кулаки, а остатки буржуазии?

В это время показывается АКУЛИНА, нарядная, но еще более похудевшая, за ней идет ЯКОВЛЕВНА.

ЕГОР (испуганно). Акулина!

Отходит.

АКУЛИНА. Миша!

Бросается к сыну, обнимает его.

МИША

(растерянно). Маманька!

АКУЛИНА (со слезами). Митенька! Что ж к матери не показываешься? Аль забыл мать? (К Ольге Ивановне.) Здравствуйте! Давно мы с вами не видались! (К Мише.) Мишечка! Ты бы зашел ко мне!

МИША (оглядывается на Ольгу Ивановну). Зайду!

АКУЛИНА. А Сенюшка где?

МИША. На футболе сражается.

ЯКОВЛЕВНА подходит ближе.

ЯКОВЛЕВНА (к Ольге Ивановне). Здравствуйте!

МИША встает.