Читаем Забытые пьесы 1920-1930-х годов полностью

ВАСИЛИЙ. Сволочь ты и подлец. И такую подлость сделал, что, если бы не был тебе нужен покой, я бы плюнул в твою поганую харю. Что же ты, сука, сделал? Ты думаешь, с собой покончить — твое личное дело? Думаешь, ты над собой волен? Имеешь право уходить? А те, кто с нами рядом на фронте попадал, за них кто будет отвечать? Ну пусть, хорошо, пусть ты, Петя, так раскис, что веру потерял. Додумался до того, что революция гибнет, все пропало. Так надо, как мышь с корабля, от опасности бежать, пускай другие расхлебывают? Трус. Дезертир. Тряпка… Верно, не все радужно. И сволочи много развелось вроде той, с которой ты якшаешься, так поэтому нужно все бросать — и на попятный? С революцией плохо, по-твоему, значит, бежать надо, вешаться? Скотина ты! Да за это пулю тебе в лоб мало. И подумать только: с этой гнидой я вместе на фронте был. (Пауза.) А когда меня подо Льговом ранили, помнишь, ты меня на плечах тащил, а сзади кавалерия. Я кричу: «Брось, беги, все равно порубают. Брось меня!» Ты помнишь, что ты сказал?

ПЕТР. Помню.

ВАСИЛИЙ. Ты сказал: «До конца не брошу». А сейчас ты кого в опасности бросил, а? Всех нас. Всю революцию! Ведь ежели все так побегут, как ты, тогда что? Нам, конечно, повеситься не трудно. Петля эта самая не раз на шее была. Не страшно. Привычка есть. Храбрость невелика.

ПЕТР. Сил не было. Веру потерял. Как жить, Вася, когда ни на что не годен.

ВАСИЛИЙ. Дурак ты, Петя! Подумай! Разве мы все без сомнений? Мы твердо уверены в основном — победим. Но во время борьбы разве есть такие, что на все сто процентов во всем уверены? Если найдется такой, скажет тебе: «Ни в чем не сомневаюсь», — не верь ему. Или подхалим, или просто подлец. Не дорого ему ни наше дело, ни наша партия. Все мы болеем, когда решаем что-нибудь. Ответственность на каждом велика больно. Но разве оттого, что сомнения возникают, надо предателем делаться? [Убегать надо, Петька? Вспомни, мы вместе с тобой читали Бухарина об Ильиче{216}. Одно место запомнилось мне крепко. Помнишь, дело происходило, когда выяснилось, что Малиновский{217} — провокатор. Бухарин приехал к Ильичу. Лег спать. Не спит и слышит, как внизу вышел на террасу Ленин. Заваривает крепкий чай и ходит. Так всю ночь. Ильич думает, мучается сомнениями, не спит. Наутро Бухарин спускается вниз, Ильич как ни в чем не бывало: «Чаю хотите? Хлеба хотите? Гулять пойдем». Весело смеется, а лицо желтое, под глазами круги. Ночь была мучительнейшая, а Ильич ни на минуту не раскис, не выдал сомнений, по-прежнему тверд и бодр. Вот, Петька… А ты что ж?]

ПЕТР. Плохо у меня, Вася. Гнилое все. Ржавчина поела.

ВАСИЛИЙ. Встряхнуться надо. На мир иначе поглядеть. Тебя мразь окружила. Ноют, воют. Слизью текут. А ты только на них и смотрел. Да ты посмотри кругом, как жизнь шагает! Каких мы делов большущих наделали! А ты на брюхе ползаешь, и, конечно, тебе, кроме грязных подошв, ничего не видать. Ты ведь по Терехину о партии судишь. В пивных новый быт ищешь. Ячейку забросил. Эх ты! Если бы не Нинка здесь, я бы тебе еще сказал.

ПЕТР. Так все навалилось… Сил и не хватило. Знаешь, Васька, учеба мне впрок не пошла. Понимаешь ты, вот когда почти ничего не знаешь, тогда все хорошо. Во все веришь, бодро идешь. Когда много знаешь, тоже хорошо, наверное, тогда все осознать можно. А вот когда посерединке: кое-чего ухватил, кое-чего понял, — тогда плохо. Сомнения забирают. Вот оппозиционные теории… Не смог я их знанием опровергнуть. А тут еще обстановка эта вся. Так соединилось вместе, и действительно кажется — конец всему.

ВАСИЛИЙ. Эх, Петька, Петька! Опозорил ты себя.

ПЕТР. Знаю. Уйду из вуза. Пойду на завод, к станку опять.

ВАСИЛИЙ. Ну вот. Опять бежать, опять прятаться. Нет, Петька, не будет этого: до конца пойдем. Выпрямись. Возьми-ка Петра Лямина в собственные руки. Всю эту сволочь брось. Университет кончи. Или уж ты совсем не человеком стал?

ПЕТР. Не знаю… Попробую… Только вот…

ВАСИЛИЙ. Что?

ПЕТР

(голос его дрожит). Не бросайте меня, ребята, первое время… Трудно мне и… стыдно. (Всхлипывает.)


Занавес.

Эпизод седьмой

«КОРОЛЕВА ИЗВОЛИЛА ОТБЫТЬ»

Комната первого эпизода. Занимаются: ВОЗНЕСЕНСКИЙ, ЛЮТИКОВ, ПЕТРОСЯН, АНДРЕЙ, БЕЗБОРОДОВ, БЕСЕДА.


ВОЗНЕСЕНСКИЙ (заглядывая в книгу к Лютикову). Много осталось?

ЛЮТИКОВ. Хватит еще.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Скоро думаешь кончить?

ПЕТРОСЯН. Ты тише не можешь?


Пауза.


ВОЗНЕСЕНСКИЙ.

Дай карандаш. А Лёнов после истории с Петром не появляется.

ЛЮТИКОВ. А ежели и появится, я первый его отсюда налажу.

ПЕТРОСЯН. Да прекратите, ну вас к черту!


Пауза. Раскрывается дверь, появляются КРУГЛИКОВ, ФЕНЯ, МАНЯ и ПРЫЩ.


КРУГЛИКОВ (неожиданно громко). Здорово!


Перейти на страницу:

Все книги серии Драма

Антология современной британской драматургии
Антология современной британской драматургии

В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи. Переводы выполнены в рамках специально организованного семинара, где особое внимание уделялось смыслу и стилю, поэтому русские тексты максимально приближены к английскому оригиналу. Антология современной британской драматургии будет интересна и театральной аудитории, и широкой публике.

Дэвид Грэйг , Кэрил Черчил , Лео Батлер , Марина Карр , Филип Ридли

Драматургия / Стихи и поэзия
Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Саломея
Саломея

«Море житейское» — это в представлении художника окружающая его действительность, в которой собираются, как бесчисленные ручейки и потоки, берущие свое начало в разных социальных слоях общества, — человеческие судьбы.«Саломея» — знаменитый бестселлер, вершина творчества А. Ф. Вельтмана, талантливого и самобытного писателя, современника и друга А. С. Пушкина.В центре повествования судьба красавицы Саломеи, которая, узнав, что родители прочат ей в женихи богатого старика, решает сама найти себе мужа.Однако герой ее романа видит в ней лишь эгоистичную красавицу, разрушающую чужие судьбы ради своей прихоти. Промотав все деньги, полученные от героини, он бросает ее, пускаясь в авантюрные приключения в поисках богатства. Но, несмотря на полную интриг жизнь, герой никак не может забыть покинутую им женщину. Он постоянно думает о ней, преследует ее, напоминает о себе…Любовь наказывает обоих ненавистью друг к другу. Однако любовь же спасает героев, помогает преодолеть все невзгоды, найти себя, обрести покой и счастье.

Александр Фомич Вельтман , Амелия Энн Блэнфорд Эдвардс , Анна Витальевна Малышева , Оскар Уайлд

Детективы / Драматургия / Драматургия / Исторические любовные романы / Проза / Русская классическая проза / Мистика / Романы