Забытые пьесы 1920-1930-х годов

САТУРН. Сейчас начинаем.

МИТЯ уходит за кулисы, вбегает ГРААЛЬ-ГАРЕМНАЯ.

ГРААЛЬ. Сатурн, это возмутительно. Через четверть часа я должна танцевать на сцене, а серебряные туфли до сих пор не принесли.

САТУРН. Галунов.

Входит ГАЛУНОВ.

Беги в мастерскую, чтобы немедленно туфли прислали.

ГАЛУНОВ. Слушаю.

Уходит.

ГРААЛЬ. Вы что же, мсье автор. Обещали у Юноны Антоновны все монологи вымарать, а сами оставили.

МИТЯ. Один… Я всего-навсего один монолог со свечой оставил.

ГРААЛЬ. Сатурн, я не хочу, чтобы она монолог читала.

САТУРН. Зиночка, теперь об этом говорить поздно.

ГРААЛЬ. Юнону и так публика принимает.

МИТЯ. Позвольте мне как автору…

САТУРН. Ну, что вы все мешаете… (Подталкивает Митю за кулисы.) Придержите, пожалуйста, автора в буфете.

МИТЯ ушел. Входит ЮНОНА.

Юнона Антоновна, ты не находишь, что монолог затягивает картину?

ЮНОНА. Ну нет. Мне и так от всей роли только «Ах, ах!» оставили. Лучше бы прямо в программах указали, что я глухонемую играю. Монолог я прочту.

ГРААЛЬ. В таком случае…

САТУРН. Некогда, некогда. Прошу на сцену. Третий звонок.

ГРААЛЬ. Хорошо. Я вам устрою монолог со свечою.

Звонок. Грааль и Юнона идут на сцену и становятся, отвернувшись друг от друга. Из-за кулис выходит ТРАГИК в гриме «бывшего аристократа», но с очень пестрым галстухом.

САТУРН. Терентий Лукич, ну кто вам сказал, что аристократы такие галстухи носили.

ТРАГИК. Извиняюсь, я — сам аристократ.

Идет на сцену.

САТУРН. Гонг.

ПОМРЕЖ ударяет в гонг.

Рабочие открывают занавес.

На сцене ГРААЛЬ подходит к ЮНОНЕ. Нежный поцелуй.

ГРААЛЬ. Бонжур, тетя. (К Трагику.) Бонжур, дядя. Хорошо ли вы спали?

ТРАГИК.

Какой же сон, моя дорогая племянница, возможен при этой скверной советской власти.

САТУРН. Правдиво играет.

ТРАГИК. Десять лет ворочаюсь я с боку на бок, не смыкая глаз.

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Дядя, не хотите ли чаю?

ТРАГИК. Нет, по утрам я привык пить рабоче-крестьянскую кровь.

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Дядя, не могу ли я помочь вам?

ТРАГИК. Да, можешь.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК хватает за руки ЮНОНУ и ГРААЛЬ и, озираясь, как заговорщик, ведет дальнейшую сцену, перебегая из угла в угол.

ТРАГИК. Слушай, твоего знакомого общественника посылают в деревню, чтобы он электрифицировал мужиков.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК. Я не могу допустить этого.

ГРААЛЬ. Что я должна сделать?

ТРАГИК. Ты должна увлекать его до тех пор, пока он не разложится в твоих объятиях.

ГРААЛЬ. Дядя, мне противно.

ТРАГИК. Стыдись.

Указывает на портрет Жуковского.

На тебя смотрит наш древний предок — предводитель дворянства, прославившийся усмирениями еще в тысяча восемьсот… девятьсот пятом году.

ГРААЛЬ. Ты убедил меня, я согласна.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК. Тише…

САТУРН за сценой нажимает автомобильный рожок.

Это пролетарий приехал.

САТУРН (Любовнику). Ваш выход.

ТРАГИК. Мы спрячемся здесь.

Увлекает ЮНОНУ.

ЮНОНА. Ах, ах.

Прячутся. Входит ЛЮБОВНИК, исполняющий роль пролетария.

ГРААЛЬ. Вы уезжаете в деревню?

ЛЮБОВНИК (бодро). Да, еду строить новую жизнь.

ГРААЛЬ. Что же вы будете делать?

ЛЮБОВНИК. Прежде всего я наметил сломать колокольню, и вообще предстоит большая стройка.

ГРААЛЬ. И вам не жаль расставаться с Москвой?

ЛЮБОВНИК.

Нет, в деревне я буду окружен деревьями, здоровыми людьми, животными, я постараюсь найти с ними общий язык.

ГРААЛЬ. Неужели вам мало работы в Москве? Здесь еще есть колокольни. (Завлекая.) Останьтесь.

ЛЮБОВНИК. Зачем?

ГРААЛЬ (страстно). Для меня.

Объятия.

ЛЮБОВНИК. Я не могу понять, где в тебе кончается женщина и начинается классовый враг.

ГРААЛЬ. Забудь врагов. Я принесу из нашего родового погреба бутылку столетнего портвейна номер одиннадцать, я буду с тобой… близко, близко, только повернись спиной к деревне.

ЛЮБОВНИК. Я разлагаюсь.

Объятия.

САТУРН. Барабан.

Помощник режиссера бьет в барабан дробь.

САТУРН играет на трубе.

ЛЮБОВНИК (вырываясь из объятий). Слышишь, идут пионеры, а я… что я делаю?..

Хватается за голову, играет.

САТУРН. Психологические моменты у него хороши.