Забытые руины

Казалось, сразу несколько людей ожили внутри девушки и теперь каждый рвал ее на свою сторону. Шанни отчаянно сопротивлялась. Кричала, бросалась на стены. Ломая ногти, царапала кирпичную кладку. Клочками выдергивала тонкие белые волосы. Потом вдруг замирала с раскрытым ртом, выпрямлялась, приподнималась на цыпочках, запрокидывала голову, подобно мокрецам из Лаэрнорского леса. Стояла так, затем, обмякнув, падала. Начинала в припадке лупить себя кулаками, кататься по полу. Вскочив, впивалась в кровоточащую рану на плече и бередила ее, насилу проталкивая пальцы как можно глубже. Опять раскрывала рот, и сквозь немой крик вдруг прорывался вой – истошный, надрывный.

Изнурив себя, Шанни рухнула между полосами ковра, на голый каменный пол. Сцепила над животом руки. Стала из последних сил медленно, неспешно выламывать себе пальцы. Оттягивала до громкого щелчка, вздрагивала и принималась за другой палец.

Феонил не мог отвести взгляда от этого безумия. Ни чувств, ни мыслей. Даже страха не осталось.

Наконец Шанни изломанными, израненными руками стала торопливо выворачиваться из лохмотьев продранной дханты. Испачканная кровью, ее кожа казалось особенно бледной. Жалкое, изможденное тело. Тонкие полосы ребер. Стянутый живот. Пояс с травами. Девушка пыталась снять его. Возилась непокорными руками с неестественно изгибающимися пальцами. Так и не управившись с поясом, стала сдергивать завязки с самих мешочков.

– Нет… – из забытья прошептал Феонил.

Шанни высыпáла травы.

– Не делай этого…

Опустошала один мешочек за другим. Травы мешались с кровью и мелким сором.

– Прошу…

Когда все травы оказались в одной куче, Шанни замерла. Набиралась сил. Боль окончательно ее оглушила. Перекатилась на живот. Подползла. Стала жадно, ударяясь зубами, заглатывать смесь. Давилась. Глотала. Водила лицом по шершавому камню. Обдирала губы, десны. Когда трав почти не осталось, в последний раз провела окровавленным языком, приподняла голову и стала тяжелыми, хлюпающими ударами биться лицом о твердую поверхность пола. Сминая нос, рассекая брови, ломая зубы. Потом издала утробный, захлебывающийся хрип – и замерла.

– Нет… – пробормотал Феонил.

Из его глаз текли слезы. Он ничего не мог поделать. Только крутил головой из стороны в сторону. И неотрывно смотрел на Шанни.

Противоядия не осталось, а с ним – последней надежды на спасение.

Следопыт понял, что теперь для него не имела значения ни рана над ключицей, ни книга Нитоса, в которую мы с Тенуином безуспешно вносили все новые и новые записи.

– Попробуй это. – Тенуин протянул мне листок с очередным вариантом.

– Постой. – Я качнул головой.

Прислушался к шелесту дождя на улице. Духота отступала. Хотелось скорее выйти из дома. Снять цаниобу. Распахнуть себя навстречу освежающему дыханию влаги. Забыться в однообразном грохоте прозревшей грозы.

– Нельзя останавливаться.

– Тен… Постой. Я пытаюсь понять. Мы все делаем не так. Мы что-то упускаем…

– Думаешь, мы ошиблись с книгой?

– Нет… Тут все верно. Вспомни, старуха сама сказала, Шанни проследит, чтобы «начертанное стало явью, что корень обрублен». И она действительно дала нам подсказку.

– Начертанное стало явью…

– Так что с книгой мы не ошиблись. Но то, что мы пытаемся записать, – неверно. «Закрыть дверь, чтобы она никогда не открылась». Заметь, Азгалика просила именно закрыть дверь. Не обвалить, не сжечь, не заложить кирпичом. Просто закрыть… Мы в чем-то ошиблись…

Я встал из-за стола. Прошелся вдоль книжных шкафов. Рассеянно оглядел корешки старых книг. Опять прислушался к волнистым порывам ветра, к влажной поступи дождя. Он заглушал городской шум.

Я закрыл глаза. Представил, что ливень выхлестывает по моему телу. Забирает тревоги, растворяет в себе всю эту бессмысленную, напрасную суету. «Я лишь песчинка против бури, сметающей планеты».

«Закрыть дверь».

– Мы пытались ее сжечь, залить хлорисом, изрубить топором, но это глупо, – продолжал я вслух. – Ведь там, между дверями, пустота. Там нет ни огня, ни настоек, ни оружия. Там нет ничего, кроме пустого пространства и одинокого стола. Ведь и комнаты наверняка появляются с приходом нового гостя, ведь это комнаты сознания. Значит… Закрыть дверь… Закрыть комнату… Закончить эту безумную историю… Историю, которую пишет Нитос. Уже двенадцать лет… Постой! – Я резко повернулся к Тенуину. – А если… А что, если мы все усложнили? Знаешь… отец часто говорил: «Ум играет с нами странные шутки. Заставляет искать сложные ответы там, где нужен простой. И порой десятку взрослых не решить задачу, с которой без труда справится ребенок. Это стремление все усложнять однажды приведет нас к гибели – в день, когда потребуется сделать последний, самый простой и самый ответственный выбор».

Я замер возле отопительного углубления в стене. Рассеянно посмотрел на пустую латунную поленницу.

– Ну как? – К нам в очередной раз заглянул обеспокоенный Громбакх.