Даже запахи в таких островках застывали – те, что должны были давно выветриться: масел, травяных настоек, жевательных смолок или какой-нибудь еды. Да, это были единственные места в Авендилле, где все еще можно было уловить хоть какой-то аромат, отличный от запаха сухой пыли.
Эти странные места пугали и привлекали одновременно. Чем-то они напоминали Бортлин-Гир – Тихий дол Лаэрнорского леса, разве что в них не было той духоты, но затаенность царила та же. Если в остальном городе время бежало чересчур быстро, изнашивая и обращая в руины здания, которые могли бы простоять не меньше полувека, то здесь время, кажется, остановилось. Вспомнились слова Пилнгара:
Всегда просматривалась четкая граница, разделявшая общее запустение, и такой островок – будто очерченная полоса ровного круга, но никакой логики в ее расположении не было. Круг мог запросто рассечь пополам какую-нибудь мебель, дверь и даже стену.
Помню, как я подошел к платяному сундуку, увидел, что треть его крышки обратилась в труху, медные оковы и завитушки позеленели и частично осыпались, а две трети сохранили изначальную новизну – ни пылинки, ни царапины. Подняв крышку, треть которой сразу обломилась, я заглянул внутрь и увидел, что та же участь постигла и сложенную в сундук одежду – неизменная граница разделяла потемневшую часть ткани от части мягкой, пахнущей хвойным мольником.
Несмотря на призывы Тенуина, я тогда задержался в той комнате и обнаружил, что круг чистоты на потолке значительно меньше такого же круга на полу. Поднявшись на второй этаж, а затем спустившись в подвал, я наконец понял, что такие островки заключались в самый настоящий шар, кажется, расположенный совершенно произвольно, будто кто-то забавлялся, надувая гигантские мыльные пузыри и отправляя их летать по Авендиллу. Пузыри разнесло по разным кварталам, они проходили через стены и крыши, а потом, как по щелчку, замерли – и пространство, угодившее внутрь пузыря, почему-то оказалось защищено от увядания. Пожалуй, пузыри тут не лучшее сравнение, но оно, пожалуй, наиболее точно передает форму таких островков и необъяснимую случайность их расположения.
Вчера вечером Эрза предложила заночевать в таком тихом местечке, надеясь, что под защитой его невидимой границы мы окажемся в безопасности, но Тенуин этому воспротивился, более того – посоветовал вообще к ним не приближаться и по возможности не заходить внутрь.
– Самые гиблые места начинаются там, где все кажется безопасным, – повторил я не раз слышанное от следопыта.
– Так и есть, – согласился Тенуин.
Следопыт был прав. И все же мне бы хотелось провести хоть одну ночь в таком островке – посмотреть, как на это отзовется мое тело, мой ум, а главное, как поведет себя браслет. В конце концов, через три дня мы все могли умереть вне зависимости от того, удастся нам выполнить задание Азгалики или нет. В такой ситуации глупо так уж одержимо сторониться опасностей.
После всего этого можно представить наше удивление и наш испуг, когда мы обнаружил, что дом Нитоса, где Гийюд и Горсинг устроили лагерь, в отличие от всех соседних домов, единственный избежал запустения. Даже глина на его стенах не растрескалась, будто магульдинцы, потеряв надежду изловить Пожирателя, от безделья и тоски принялись восстанавливать обветшавший город.
Это было первое подобное здание в Авендилле – не тронутое разрушением, не опустошенное и даже не запыленное изнутри, с опрятными комнатами, где на столах по-прежнему лежали выглаженные скатерти, а кровати были застелены чистыми стегаными накидками. Если я хоть отчасти был прав, предположив, как по городу разлетались пузыри, способные защитить от времени, то на дом Нитоса наверняка опустился самый большой из них – он окутал не только здание, но даже дворовый сад, два садовых переливника, мощенные кирпичом дорожки и большой цветник.
Лишь пройдясь между двумя рядами цветущего пузырника, взглянув на фосфулины, растущие строго по рейкам и призванные заменить уличные ночники, на развешенные под крышей веранды ивовые клетки с живыми, причудливо порхающими аольными бабочками, я понял, до чего соскучился по насыщенным запахам и ярким цветам. Мы не пробыли в Авендилле и двух дней, но казалось, что бесцветное уныние его руин сопровождало нас едва ли не целый месяц – достаточный срок, чтобы принять его настроение и смириться с ним.