Горсинг и сам вышел из такого приюта – попал туда в шесть лет, после того как на окраине Равнского леса маргулы задрали его родителей. По совету Эрзы Горсинг стал присматриваться к приютским мальчишкам. Взял к себе в отряд уже двоих: Феонила и Аюна.
В последние годы красные не брезговали нанимать всякий сброд – крысятников, продажных стражников, простых дельцов и таких, как Горсинг. От них требовалось одно – поставлять магульдинцам лигуритов. За черноитов платили мало. Проще было распотрошить их на мясо и продавать вразвес, если б только кто-то согласился кормить своих собак кусками черной окаменевшей плоти.
Куда больше магульдинцы платили за салауров, но эту мерзость найти было сложнее. Фаиты Багульдина пришлись кстати. Потом появился акробат и привел Горсинга в Авендилл, где они насчитали порядка сорока ниад[10]
. За каждую – по четыре золотых. С такими деньгами можно укрепиться в Целинделе: новое снаряжение, новые связи, новые люди, укрепление лагеря на Старой дороге, своя доля на Тихом рынке. Уже неплохо. К тому же добыча легкая. Окаменевшие уродцы. Статуи. Они, конечно, вызывают омерзение, после обеда на таких лучше не смотреть, но угрозы никакой не представляют. Если рядом окажется зордалин, ниады начнут шевелиться, кряхтеть, но не более того.Когда Горсинг увидел их, сразу потерял интерес с Теору со всеми его медальонами и лживыми историями. А потом они нашли зордалина. Полторы сотни верских золотых. Вместе с ниадами – больше трехсот. Горсинг мог бы тихо вывезти ниад из Авендилла в лагерь на Старой дороге. Сбыть их с остальными салаурами. Вместо этого решил в один заход опустошить этот прогнивший город – вытрясти с его улиц все, что плохо лежит или плохо ходит. В итоге стоял на заднем дворе книжника, косился на магульдинцев, будто мальчишка, собравшийся обворовать овощную лавку, и ссался, понимая, что смерть от стрелы в общем-то не худший вариант. Впрочем, так просто Горсинг не хотел сдаваться ни Гийюду, ни Авендиллу с его Пожирателем.
– Уходим, – в голос сказал Горсинг.
– Вот так? – удивился Вельт. – Просто возьмем да уйдем?
– Сколько красных ты видишь?
Вельт даже не оглянулся. Давно подсчитал наемников – тех из них, кого можно было разглядеть со двора.
– Двое на крыше. Один в дверях дома. Двое возле окон. Двое на второй улице, у черных ворот.
– В дверях дома – тоже двое. Один наверняка стоит сзади. Чтобы подать сигнал, если что, – поправил Горсинг.
Вельт кивнул.
– Значит, пасут нас.
Магульдинец, стоявший в дверях, беззаботно скрябал щеки влажным ножом – тщетно пытался избавиться от многодневной щетины. Настороженным он точно не выглядел.
– Что-то знают? – Вельт был спокоен.
– Нет. – Горсинг качнул головой. – Иначе развонялись бы. Просто стерегут. Не хотят рисковать. Я же говорю, у Гийюда свои расчеты, что делать с нашими шкурами.
– Кинет нас в ратушу? – безрадостно усмехнулся Сит и стал перебрасывать камни из руки в руку. Выглядело это необычно – слишком много усилий для таких крохотных камушков, да и летели они слишком стремительно для своего размера.
– Если будем юлить, сразу поймут.
– Значит…
Вельт не успел договорить.
Все трое замерли. С удивлением переглянулись.
Мощные, монотонно повторяющиеся удары откуда-то с востока. Будто кто-то пытался проломить стену или обрушить дом. В Авендилле и раньше бывали странности со звуками. Горсинг и сам не раз натыкался на блуждающее эхо. На пустом месте вдруг разом поднимался грохот – сотни невидимых молотов бросались отчаянно колотить по невидимой наковальне. И этот звук нарастал, опрокидывал своей мощью, а потом так же резко ослабевал. Словно мимо тебя под откос пустили железную телегу, с лишком наполненную стальными пластинами. Потом, оглушенный грохотом, стоишь на месте – ждешь, что вслед за звуками явится нечто более осязаемое. Но ничего не происходит. Эхо могло быть и куда более спокойное: отзвуки птичьего пения или шум реки. За месяц к такому привыкаешь, перестаешь доверять своим ушам и не веришь звукам до тех пор, пока не увидишь их источник.
Грохот, который сейчас донесся с востока, мог оказаться очередным наваждением, и все же было в нем кое-что странное – он доносился издалека. Обычно звуки блуждающего эха раздавались в двух-трех шагах, не дальше, и настигали только тех, кто стоял рядом. У тебя голова чуть не треснула от грохота, а человек, идущий в десяти шагах позади или впереди, ничего не замечает. Сейчас все было иначе. Звук услышали все.
– Что это? – Сит больше не перебрасывал камни. Сдавил их в кулаке, затаился.
– Все равно, – прошептал Горсинг. – Уходим.
Не было времени разбираться, стал ли грохот новым приступом или его вызвал кто-то из людей Эрзы, чтобы отвлечь магульдинцев. Нужно было действовать.
– Там! – Вельт поднял руку.
Над городом бугрились темные валики предгрозовых туч, между которыми едва просвечивали бледно-синие проплешины утреннего неба. Но даже на их фоне был хорошо заметен извитый столб черного дыма. В Авендилле что-то горело, и огонь, судя по всему, начался как раз в том месте, откуда доносился грохот.