Забытый. Литва

На следующее утро, оставив раненых, пленных и все захваченное на Любарта, который должен был помочь Олгерду разделить добычу, волынские и новогрудские полки налегке, быстрым маршем двинулись на Ябу-городок. Олгерд должен был выступить следом завтра или через день, управившись с делами.

Как только полки тронулись, Дмитрий подозвал к себе Станислава с Алешкой:

—  Помните, как татары сюда шли?

—  А чего ж не помнить,  — охотно откликается Станислав, у которого язык всегда опережает все остальное,  — шли обоими берегами, а там вон переправились.

—  А туда где они переправлялись?

—  Городок этот их, Ябу (его мать!) городок, на нашем ведь берегу. Когда они на нас пошли, где переправили тот тумен?

—  Да зачем тебе?  — хмыкает Станислав, а Алешка, догадавшись, чего от них хочет Дмитрий, говорит:

—  Нет, князь, себе хлопот больше. От Ябу-городка до устья Синюхи верст пять, а от него до бродов еще версты три. Пока переправишься, пока дойдешь, обязательно узнают, не утаишься.

— Да?

—  Ах вот вы о чем!  — спохватывается Станислав  — Неет! На свою задницу приключений только... Там еще речушка какая-то на полдороге в Синюю Воду впадает (Юртань? Ятрань?), еще одна переправа, а там саму Синюху переплывать  — зачем? Тут напрямую  — чистое поле. 60 верст отмахал и вот он, Ябу-городок!

—  Издали заметят, приготовятся.

—  А то они так не знают, что мы к ним в гости идем! Теперь, небось, там уж и нет никого  — у страха глаза велики.

—  А может все-таки?..

—  Не перемудрить бы, князь!

—  Ну ладно, ладно...  — Дмитрий чувствует, что над ним уже довлеет вчерашний с Любартом разговор, что он боится сделать промашку,  — давайте тут. Указывайте дорогу.

* * *

«Спеши, не торопясь», как это отец Ипат по-латински возглашал?»  — с самого утра закатилась Дмитрию в голову эта фраза, и он никак не мог от нее отделаться.

—  А, отец Ипат? Как это там у тебя по-латински? Фес... фес... фестина...

—  Чего?  — недовольно бурчит монах. Он едет рядом с Дмитрием, мрачный и трезвый.

Мрачна была и вся его команда, так отличившаяся в битве, но не отмеченная не только Олгердом, а и самим Дмитрием, который после сражения командиров не собрал,  — обычно в полку он всегда делал это,  — никому не устроил нагоняя и никого не похвалил.

Ладно бы это была какая-то рядовая стычка. А то ведь большущее сражение! Больше того  — главное сражение! Еще больше  — татар побили!

Да в конце концов черт с ними, с похвалами. Но им трофеев-то никаких не досталось! В преследовании они не участвовали, вместо того чтобы пошарить лагерь, искали и собирали стрелы (черт бы их побрал! Пусть бы подручники и искали, и подбирали, так нет, монах всех заставил, на пацанов не понадеялся, растерять побоялся, толстопузый!), а потом поздно было, другие все похватали... Хотя потом все равно все Олгердовичам оставили (конечно! Сыночки-то  — родные!), а их спозаранку опять на конь  — и вперед. Обидно! И непонятно.

Арбалетчики апеллировали к сотникам, те к монаху, а он ехал рядом с Дмитрием и дулся.

—  Я говорю, как это там по-латински: «Спеши, не торопясь». А?

—  Не торопясь... Грамотей! Спеши медленно  — festina lente! Lente!  — понял?

—  А чего это ты злой такой?

—  Злой... Бей ему татар, битвы выигрывай, а он... Хоть бы спасибо сказал.

—  Спасибо те, отец Ипат!  — весело дурачится Дмитрий.  — Спасибо и низкий поклон!  — он низко кланяется, чуть шлем не роняет, хватается рукой, поправляет.  — Только ведь из спасиба шубы не сошьешь!

—  Во-во!  — крякает монах.  — Не сошьешь! А ты всю добычу  — ффахх! Не жалко ему, видите ли! А мы будто и не люди...

—  Ну не всю. Да еще  — ффахх! Там Любарт остался. Делить. А кому отдали-то знаешь?  — Дмитрий вдруг мрачнеет.  — Их там половины не осталось! Для них поход закончен. А ты...

—  А что я?! Нехристь, что ли?! Не человек?! Что мне, лишней тряпки или денег для них жалко?

—  Тогда чего бурлишь? У тебя вон целый город впереди  — набирай! Там небось не то что в обозе. Побогаче будет.

—  Да не в этом же дело! Так поворачивается, будто они главные. Как будто мы и татар не били! Вот что обидно!

—  Ничего! Будет вам еще. Все будет, и слава, и добыча. Разобъясни своим героям. Чего они как индюки надулись? А ты-то им вслед... Уж не мне бы тебе говорить, не тебе бы слушать.

—  Стало быть, Ябу-городок наш?!

—  А то чей же? Стал бы я вперед лезть, тыквами вашими глупыми рисковать, если б не это. И Олгерд ни слова не сказал. Понимает, кто ему битву выиграл.

— Ну, коли так...

—  А как еще?

—  Да мало ли! У вас, больших князей...

—  Ффых! У нас  — больших?!

—  ...Да! У вас разве что поймешь? Может, возьмешь этот Ябу-городок, да опять отдашь кому-нибудь, а сам опять дальше...

—  Отец Ипат! Что в коннице главное?!

—  А-а-хха-ха-ха!!!  — раскатывается монах.  — Верно, князь! Прости недоумка! Ах-ха-ха-ха!

* * *

Дмитрий не стал налетать на город с ходу. И переход был нешуточный, и осмотреться надо было, и сопротивления следовало ожидать. Ведь все, уцелевшие на поле боя, должны были собраться не иначе как здесь.