Забытый путь

— Итак, — заговорил сенешаль цитадели, — перед вами утренняя звезда. Сейчас это не просто эмблема североатлантического союза, который ассоциируется в первую очередь с Соединенными Штатами, а не с Европой — разве только с Британией и то опосредованно. Чтобы вы лучше понимали, я предлагал на лучах звезды воспроизвести четыре главных цивилизационных символа первого отражения — Христа-Искупителя из Рио-де-Жанейро, Родину-Мать из Сталинграда, Нью-Йоркского Быка с Уолл-стрит и Статую Свободы, противопоставив их друг другу. В целом мою идею поддержали, кроме статуи Родины — русские очень трепетно относятся к своим святыням, и… ну вы понимаете, с ними могут быть проблемы, — коротко глянул на присутствующих Радагаст, а они, в свою очередь, сделали вид, что не обращают на меня внимания. Кроме Адели, которая, хмыкнув, переступила с ноги на ногу, по-прежнему словно невзначай прижимаясь ко мне сзади, будто так полагается.

— Поэтому пока в ложе решали, не определившись окончательно кого выбрать, — продолжил Радагаст, — Боудикку из Лондона или скульптурную композицию с Марсельезой, упустили время и немного успели. Впрочем, у нас еще будет время обратить внимание на эти символы.

— Кому должна была быть противопоставлена Родина-мать? — нейтральным тоном поинтересовался я.

— Христу-Искупителю, конечно же, — так же нейтрально ответил Радагаст, а я заметил краем глаза, как понимающе переглянулись тройка лидеров напротив — мол да, эти русские действительно такие русские.

Я задумался о том, в чем именно может быть сталинградская скульптура противопоставлена бразильской статуе — но спрашивать не стал, решив сделать это позже, в приватной беседе. О том, почему Свобода и Равенство, символично выраженные в миропорядке изваянием богини Свободы, противопоставлены символу денег, спрашивать не стал — это было вполне понятно. Радагаст между тем продолжил:

— В 1789 году у нас дома произошло событие, которое перечеркнуло идеалы золотого века и разрушило старый миропорядок. Сначала только у нас, во Франции, а после и по всему миру. Лозунги «Свобода, равенство и братство» принесли нам неисчислимые беды, и…

— Чем плохи свобода и равенство? — поинтересовался похожий на армянина гасконец, не сдержав интереса.

— В отдельности они неплохи. Они противоречат друг другу — и если до этого люди тысячелетиями утром молились Господу, повторяя заповедь «Не убий», а вечером проливали реки крови, — пытаясь сопоставить несопоставимые набожность христианских догм и рыцарские идеалы воинской доблести, то сейчас идет похожая война мировосприятия — ведь свобода исключает равенство, которого в свою очередь невозможно добиться без серьезного ограничения свободы.

Любой в семнадцать лет свободен решать идти ли ему на войну. Но равенство, узаконенное государством, еще пару десятков лет назад говорило нам, что на войну в семнадцать лет должны идти все мужчины, подлежащие призыву вне зависимости от желания. Цену равенства гражданских прав человеческая цивилизация заплатила за две мировые бойни и продолжает платить сейчас в третьей. Цену свободы вы можете увидеть, уделив внимание квинтэссенции американской доктрины Монро — государству Либерия — которое является одним из беднейших и неблагополучных во всем мире.

В 1789 году мы перешагнули рубеж эпохи, которая могла привести нас из золотого века в прекрасный. А в 1790 году — символизируя восхождение нового порядка, — был основан Новый Рим — Вашингтон, где вы завтра вступите в Королевскую Битву. Город, в самом сердце которого, — показал на Капитолий Радагаст, — горит американская звезда, своим сиянием принесшая в Новый Свет знание и просвещение. Вот только утренняя, путеводная звезда, символ Венеры… — показав на один из облачных лучей под островом, посмотрел на меня Радагаст, — это нечто большее. Ведь Вашингтон с самого основания стоит на фундаменте античной мифологии, в которой Венера олицетворяет светоносную утреннюю звезду, называемую…

— Люцифер, — проворковала мне в самое ухо Адель. Достаточно громко — так, что слышно было всем.

— Это опаляющий свет. Свобода, познание, гордыня, — продолжил Радагаст. — Ни один из вас пока не достиг того градуса, который позволит узнать, почему Вашингтон остался всего лишь полубогом, а его статуя в образе Зевса-громовержца убрана из сердца Капитолия на задворки — в прямом смысле слова, — будучи спрятанной на заднем дворе. Но у вас все еще впереди. Как и у всего человечества, — легко улыбнулся француз.

После того как я совсем недавно услышал от Ребекки, что она принадлежит к масонской ложе, я почитал немного про общество вольных каменщиков и знал, что «градус» означает уровень, высший из которых — тридцать третий. Меня, кстати, пока в общество никто не приглашал — даже Бекка, — но заострять на этом внимание я не стал.

— Завтра символ утренней звезды в трансляции Королевской Битвы предстанет перед миллионами зрителей — и все они, наблюдая за схваткой, увидят неразрывную связь основателей американского государства со старыми, в большинстве забытыми ныне богами.