Читаем Забытый сад полностью

— Я заметила, — сказала Нелл. — Это потому, что Мунтраше были титулованными аристократами? Высшим классом?

Гамп фыркнул.

— Деньжата у них водились, верно, но классом там и не пахло. — Он наклонился. — Их титул был оплачен пролитой кровью невинных. Это случилось в тысяча семьсот двадцать четвертом. Разразилась ужасная буря, самая свирепая за много лет. С маяка сорвало крышу, и новый масляный фонарь задуло так легко, как если бы он был простой свечкой. Луна спряталась, и ночь была черной, как мои сапоги.

Бледные губы плотнее сжали трубку. Он затянулся долго и глубоко, подыскивая слова.

— Большинство местных тральщиков вернулось рано, но один двухмачтовый шлюп с командой каперов все еще болтался в проливе. У команды того шлюпа не было ни единого шанса. Говорят, волны достигали половины утеса Шарп-стоун и швыряли корабль, точно детскую игрушку. Шлюп налетел на скалы и начал рассыпаться на кусочки еще до того, как вошел в бухту. О крушении потом писали в газетах, правительство провело расследование, но нашли лишь несколько потрепанных обломков красного кедра от корпуса. Во всем обвинили местных вольных торговцев, конечно.

— Вольных торговцев?

— Контрабандистов, — пояснила Робин, которая вошла с чайным подносом.

— Но не они забрали груз с судна, — сказал Гамп. — Нет, не они. А семья Мунтраше.

Нелл взяла у Робин предложенную чашку.

— Мунтраше были контрабандистами?

Гамп засмеялся сухим колючим смехом и сделал хороший глоток чая.

— Нет, ничего столь благородного. Контрабандисты брали с кораблей, потерпевших крушение, свою долю облагаемых непомерными налогами ценностей, но зато помогали команде спастись. А в ту ночь в бухте Чёренгорб поработали воры. Воры и убийцы. Они убили моряков, всех до единого, украли груз, а на следующее утро, пораньше, пока никто не узнал, что случилось, оттащили корабль с телами подальше в море и затопили. Вот откуда пошло их богатство: из ящиков с жемчугом и слоновой костью, из китайских вееров и испанских драгоценностей.

— За следующие несколько лет усадьбу Чёренгорб полностью обновили, — подхватила нить рассказа Робин, присев на выцветший бархат дедовой скамеечки для ног. — Я как раз пишу об этом в своем проспекте «Знаменитые дома Корнуолла». Тогда-то она и приобрела третий этаж и разные садовые сооружения. А мистер Мунтраше получил от короля дворянский титул.

— Удивительно, на что способны несколько хороших подарков.

Нелл покачала головой и неловко поерзала. Не время признаваться, что эти убийцы и воры — ее предки.

— Подумать только, что все сошло им с рук.

Робин взглянула на Гампа, который прочистил горло.

— Что ж, — пробормотал он. — Я бы так не сказал.

Нелл озадаченно переводила взгляд.

— Есть и худшие наказания, чем те, что предписаны законом. Попомните мои слова, есть и худшие наказания.

Гамп выдохнул через сжатые губы.

— После того, что случилось в бухте, семья Мунтраше была проклята, вся до единого человека.

Нелл разочаровано откинулась на спинку кресла. Семейное проклятие. А она-то считала, что вот-вот узнает нечто действительно интересное.

— Расскажи ей о корабле, Гамп, — Робин, видимо, почувствовала разочарование Нелл — О черном корабле.

Охотно повинуясь, старик заговорил громче в знак решимости все рассказать.

— Семья хоть и утопила тот корабль, но избавиться от него надолго не смогла. Он все еще появляется иногда на горизонте. Обычно перед грозой или после нее. Большой черный корабль-призрак мерит бухту. Преследует потомков тех, кто в ответе за его гибель.

Нелл подняла бровь.

— Вы видели его? Корабль?

Старик покачал головой.

— Однажды показалось, что видел, но, слава богу, я ошибся. — Он наклонился ближе. — Дурной ветер гонит корабль-призрак. Говорят, тот, кто видит его, непременно заплатит за его гибель. Если вы видите его, он видит вас. Я знаю только, что те, кто признает, будто видел его, притягивают больше несчастий, чем может вынести человек. Настоящее имя шлюпа было «Жакард», но мы зовем его «Черный гроб».

— Поместье Чёренгорб, — произнесла Нелл. — Полагаю, это не совпадение?

— А она быстро соображает. — Гамп улыбнулся Робин, не выпуская трубки изо рта. — Быстро соображает, да. Некоторые говорят, что отсюда и пошло название поместья.

— Но не вы?

— Я всегда считал, что дело скорее в большой черной скале в бухте Чёренгорб. В ней есть проход, знаете ли. Из бухты куда-то в поместье и обратно в деревню. Настоящее благоговение для контрабандистов, но с характером. В тоннеле такие углы и изгибы, что если прилив поднимется выше, чем ожидалось, у человека в пещерах мало шансов выжить. Прошедшие годы скала стала гробом для множества отважных душ. Если ты когда-нибудь смотрела в сторону пляжа поместья, наверняка заметила ее. Чудовищная зазубренная штука…

Нелл покачала головой.

— Я пока не видела бухту. Вчера пыталась посетить усадьбу, но входные ворота были заперты. Собираюсь завтра вернуться и бросить письмо в ящик. Надеюсь, владельцы позволят мне посмотреть. Не знаете, какие они?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее