Читаем Забытый сад полностью

— Новички, — глубокомысленно сообщила Робин. — Приезжие, собираются превратить поместье в гостиницу. — Она наклонилась ближе. — Говорят, молодая женщина пишет книги в мягких обложках, любовные романы и тому подобное. Она весьма эффектна, а ее книги довольно пикантны. — Робин покосилась на деда и покраснела. — Хотя я их, разумеется, не читала.

— Я видела в городском агентстве недвижимости объявление о продаже части поместья, — сказала Нелл. — Небольшой домик, Клифф-коттедж, выставлен на продажу…

Гамп сухо засмеялся.

— И будет выставлен вечно. Дураков нет его покупать. Чтобы отчистить его от зла, которое он повидал, мало выкрасить стены.

— Какого именно зла?

Гамп, который до этого с немалым удовольствием плел байки, внезапно умолк, переваривая ее последний вопрос. В его глазах мелькнуло сомнение.

— Его надо было сжечь много лет назад. Там происходили дурные вещи.

— Какие именно?

— Не важно. — Его губы дрожали. — Поверь на слово. Не все можно обновить свежим слоем краски.

— Я и не думала его покупать, — сказала Нелл, удивленная его горячностью. — Я только подумала, может, хоть так получится взглянуть на поместье.

— Не обязательно идти через поместье Чёренгорб, чтобы посмотреть на бухту. Ее видно и с вершины утеса. — Он поднял трубку и указал в сторону берега. — Иди из деревни по дороге, что вдоль утеса, в сторону Шарпстоуна; и бухта окажется прямо под тобой. Была бы самая красивая во всем Корнуолле, если бы не та чудовищная скала. Никаких следов крови, пролитой давным-давно на ее берегах.

Запах говядины и розмарина становился сильнее, и Робин достала из сундука горшочки и ложки.

— Вы ведь останетесь на ужин, Нелл?

— Разумеется, она останется, — сказал Гамп, откидываясь на спинку кресла. — Даже и не думай выгонять ее на улицу в такую ночь. Черную как смоль и в два раза более густую.


Жаркое было отменным, и Нелл не пришлось долго уговаривать взять добавки. Затем Робин извинилась и отправилась мыть посуду, а Нелл и Гамп снова остались одни. Комната прогрелась, щеки хозяина были красными. Он почувствовал ее взгляд и весело кивнул.

Было что-то уютное в обществе Уильяма Мартина, словно его гостиная была укрыта от зла. Нелл поняла, что такова власть рассказчика: способность творить цвет так, что все остальное словно блекнет. А Уильям Мартин — прирожденный рассказчик, сомнения нет. Другой вопрос, чему из его историй верить, а чему нет. Он явно любит плести золото из соломы, и все же, кроме него, она не нашла никого, кто жил бы в интересующие ее годы.

— Скажите, — начала она. Огонь грел ее бок, так что его приятно покалывало, — вы знали в молодости Элизу Мейкпис? Она была писательницей, подопечной Лайнуса и Аделины Мунтраше.

Повисла заметная пауза. Уильям заговорил себе в усы.

— Все знали Элизу Мейкпис.

Нелл затаила дыхание. Наконец-то.

— Вы знаете, что случилось с ней? — ринулась Нелл. — В смысле, в самом конце?

Он покачал головой.

— Не знаю.

Непривычная сдержанность прокралась в манеры старика, осторожность, которой не было до сих пор. Хотя сердце Нелл преисполнилось надежды, она чувствовала, что спешить нельзя. Она же не хочет, чтобы он замкнулся в своей скорлупе, по крайней мере сейчас.

— А раньше, когда она жила в Чёренгорбе? Вы можете мне что-нибудь рассказать?

— Я сказал, что знал ее, но у меня не было случая сойтись с ней близко. Меня не привечали в большом доме, те, кто заправлял в нем, имели на мой счет особое мнение.

Нелл настаивала.

— Насколько мне известно, Элизу в последний раз видели в Лондоне в конце тысяча девятьсот тринадцатого. С ней была маленькая девочка, Айвори Уокер, которой тогда было четыре года. Дочка Розы Мунтраше. Как вы думаете, зачем Элиза могла отправиться в Австралию с чужим ребенком?

— Не знаю.

— А почему семья Мунтраше пустила слух, что их внучка умерла, хотя она была жива?

Голос старика надломился.

— Не знаю.

— Так вы знали, что Айвори жива, несмотря на разговоры об обратном?

В камине стрельнуло.

— Я не знал, потому что это не так. Ребенок умер от скарлатины.

— Да, я знаю, так тогда считали. — Лицо Нелл пылало, в висках у нее стучало. — А еще я знаю, что это неправда.

— Откуда тебе это знать?

— Потому что я была тем ребенком. — Голос Нелл дрогнул. — Я приехала в Австралию, когда мне было четыре года. Меня посадила на корабль Элиза Мейкпис, когда все считали, что я мертва. И похоже, никто не может объяснить почему.

Выражение лица Уильяма не поддавалось расшифровке. Он словно собирался ответить, но промолчал.

Вместо этого он встал, раскинул руки и выпятил живот.

— Я устал, — угрюмо сообщил старик — Пора на боковую. Робин! — крикнул он.

И снова, громче:

— Робин!

— Гамп? — Робин вернулась из кухни с чайным полотенцем в руке. — В чем дело?

— Я пошел.

Он начал подниматься по узкой лестнице, которая огибала выход из комнаты.

— Может, еще чая? Мы так славно проводили время.

Уильям положил руку на плечо Робин, когда проходил мимо.

— Подбрось дров в огонь, когда будешь уходить, девочка. Мы же не хотим, чтобы туман пробрался в дом.

Когда Робин в замешательстве широко распахнула глаза, Нелл схватила пальто.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее