Зачем я пошел в армию(СИ)

Проводились, конечно же, и стрельбы. Но в нашей армии, даже такое интересное для любого мужчины занятие как пострелять, можно превратить в унылый гумус. Выглядело это так: утренняя огневая подготовка начиналась в девять утра. Чтобы успеть все организовать, командиры требовали от солдат прибытия к шести. В семь личный состав получал оружие. В восемь выдвигался на полигон. На месте получали боеприпасы, и начиналась пальба. По плану, стрельбы длились четыре часа. Поэтому, не важно, сколько у тебя патронов, гранат и прочих запасов - присутствовать на стрельбах ты будешь четыре часа, даже если на восемь гранатометчиков выписано шесть выстрелов, что случалось довольно часто. Самая первая моя стрельба проходила с использованием боевых гранат. Более опытные товарищи научили меня подбивать одиноко стоящий в поле каркас БТРа, так как директриса давно не работала. В последующем боевые выстрелы заменили на инертные. А под конец службы, стрельбы из гранатомета проводились из ПУСа - приспособления для учебной стрельбы. Болванка ПУСа по внешнему виду напоминала гранату РПГ-7, только в нее заряжался трассирующий патрон. То, что баллистика, траектория и поправки для пули и гранаты совсем разные - то еще полбеды. Особо радовали сами трассеры - из десяти загоралось два-три, не более. В общем, процесс стрельбы по своей увлекательности и полезности напоминал подрыв питард или хлопушек...

Уяснил я для себя на сборах только одно: если ходить в течение месяца по десять часов в день с 25 килограммовой амуницией, то суставы и спина очень быстро снашиваются в хлам. После, похромав полгода, я дал себе обещание - больше никаких сборов!

Примером военного мастерства и выучки также всегда служат действия личного состава по боевой тревоге. Для безупречной отработки данного мероприятия выделалась целая неделя. В шесть утра личный состав прибывал в часть и ждал внезапного объявления тревоги. Через сорок минут весь батальон стоял на плацу и отцы командиры проводили проверку. Потом получение оружия и экипировки, потом стояние на плацу, потом ходьба в район формирования колон и там уже великое стояние. Правда, длилось это до первой инспекции Горячего. Осмотревшись с напускной вдумчивостью, генералиссимус молвил:

- А что это они просто так стоят? Газы!

В ту холодную февральскую пору я вдоволь извалялся в снегу, выполняя на морозе такие команды как "Воздух!", "Химическая тревога!" и прочие извращения с резиной РХБЗ. Раскрывая задубевшими от холода пальцами в десятый раз плащ в рукава, личный состав как никогда ощущал свою важность в нелегком и опасном деле по защите Родины. После обеда в отделение пришел водитель с большим стилизованным бейджиком на шее "201".

- А где БТР?

- Я за него. ГСМ экономим.

Впрочем, в последний день недели боевой готовности топливо решили не экономить, и погрузили личный состав в холодное нутро примчавшихся БТРов. После чего пришел Горячий, и начал принимать у личного состава нормативы по РХБЗ прямо в машинах. Не ленился генералиссимус и залазить солдатам в штаны, проверяя, правильно ли солдат надел подштанники. Обед в тот день подвезли ближе к вечеру. Голодные, измотанные на холоде военные, хаотичной массой устремились к полевой кухне. Опасаясь быть затоптанным, я решил начать трапезу с конца и согреться каким-то питьем. На радость солдатам привезли подмерзший сок. Взяв брикет, я уныло направился к месту сбора. По дороге меня вежливо окликнул старшина:

- Лаврентьев! Кусок дибила, какого члена ты тут ходишь?

И я ответил. Попросив старшину не кричать, я сравнил его с половым органом, отсеченным ятаганом, и посоветовал больше не нервничать, так как напрасные переживания могут сильно навредить здоровью оскопленного старшины.

Надо сказать за скромное и послушное поведение я получил прозвище Тихий. И старшина Храброе Сердце ошалел от услышанного, застыв как помороженный. Но ему на выручку бросились два капитана, со смехом наблюдавшие за толпящимися у раздачи еды солдатами. Начав верещать, они укоряли меня за непристойное поведение по отношению к старшему по званию и вообще по всему. Тогда я потихоньку начал впадать в амок. Уже не различая смысла говоримых мне слов, я полностью сосредоточился на единственной мысли в моей голове, все громче и громче звенящей с каждым ударом пульса: "А щас я буду сношать вас гранатометом!". Возможно, я произнес это вслух. В общем, пока я стаскивал с себя РПГ, капитаны быстро развернулись и ушли, оставив меня в полной растерянности относительно дальнейших моих действий. За что я им от всей души и благодарен. Впоследствии я не раз задумывался о вскрытии саперной лопаткой черепушки какого-нибудь офицера, намереваясь воочию убедиться, есть ли там все-таки мозги или хотя бы какой-нибудь протез, их заменяющий. Особенно рьяно на лоботомию напрашивалась кандидатура ротного. И когда на предстоящем полевом выходе я всерьез вознамерился совершить задуманное, мне вдруг стало не по себе. Отбросив в сторону все подобные мысли, я дал себе обещание в такой ерунде как недели БГ и прочее больше не участвовать.