Зачем я пошел в армию(СИ)

К счастью, командующие группой менялись в среднем раз в полтора года, чего нельзя сказать о замах, прописавшихся в части надолго. Кроме Машки особо радовал личный состав начштаба Калякин. Страдая приступами риторики, он любил нести всякую ересь, временами угрожая забить в голову ржавый гвоздь всем тем, кто на его взгляд не это самое. К замполиту и начштаба солдаты относились как к Машке и Петрушке: снисходительно и настороженно - в любой момент эти два персонажа могли выкинуть непредвиденный фортель. Боялись замы только командующего и проверок. Перед каждой проверкой Калякин толкал душещипательную речь о боевом братстве, Машка же упирал на слезодавилово, рассуждая о гордой миссии защитника Родины. Впрочем, все кардинально менялось, когда проверка уезжала.

Дальше по важности и старшинству шли комбаты. Обычно солдаты их уважали и старались лишний раз на глаза не попадаться. Комбаты боялись начальника, его замов, проверок и больше никого. Замы комбатов в дополнение к перечисленной категории боялись еще и самих комбатов. Но, правда, не все. Служил у нас как-то, на должности начальника штаба батальона, капитан Конь. Прозвище свое он получил за потрясающее визуальное сходство с одноименной шахматной фигурой. Осанка и выражение лица у него были соответствующие. В свои двадцать шесть Конь, несомненно, благодаря только природным талантам сделал неплохую карьеру. Но злые языки утверждали, будто мать Коня имела какие-то отношения с Генштабом, поэтому Конь часто фыркал и храбрился. Однажды его решил поставить в стойло сам генералиссимус, на что Конь ответил:

- Товарищ полковник, вы предвзято ко мне относитесь. Я пожалуюсь маме!

У Горячего тут же нашлась уйма других дел, и Коня больше никто не дрессировал.

После шли командиры рот. Они боялись всех, так как отвечали за все, и всегда оставались виноватыми. На последнем месте этой пищевой цепочки звездоносцев находились взводники. Обычно эту должность занимали присланные после учебки молодые лейтехи или обученные на курсах контрабасы. Взводники ближе всего стояли к солдатам, поэтому, как и солдаты, или не боялись ничего и ко всему относились наплевательски, чаще же наоборот, дрожали от каждого шороха.

Отдельной кастой являлись офицеры группы контроля. В целях повышения своего ЧСВ они любили проверять пехоту с пристрастием: после их визитов солдатам частенько прилетали выговора. Злые языки утверждали, будто генералиссимус жестко сношал контролеров, не принесших с проверки дело на выговор. Это, по его мнению, являлось доказательством того, что проверяющий не выполняет свои обязанности, со всеми вытекающими. В общем, офицеры старательно подтверждали свое армейское прозвище: "шакалы". По отношению к ним солдаты проявляли особую любовь и заботу. Так, например, когда еще будущий начфиз лейтенант Ослеев заступал старшим на миротворческие посты, он озадачивал солдат мытьем своей грязной посуды. Солдаты же перепоручали по команде это ответственное дело постовому псу Петровичу. Вылизывая до блеска тарелки Ослеева, Петрович, в качестве вознаграждения, получал доп пай за отлично проделанную работу.

Придя однажды в казарму с проверкой, Ослеев долго и нудно бродил в поисках недостатков, и не найдя ничего достойного своего внимания, спустился в туалет, интуитивно чувствуя, что там уж точно найдется какое-то дерьмо. Чутье Ослеева не подвело - сортиры оказались засранными. С радостью ухватившись за этот недостаток, он начал отчитывать дневального, почему тот не поддерживает чистоту. Дневальный молча слушал, а потом посоветовал Ослееву идти в известном направлении. Ослеев возмутился, и начал кричать:

- Я тебя посажу! Я тебя в прокуратуру сдам!

Что ответил дневальный достоверно не известно, но, после его ответа, Ослеев кричал уже другое:

- Не смотри на меня так! Смирно! Стой! Дежурный! Дежурный!

Прибежал дежурный. Последовал нудный разговор о дисциплине и уважении. На вопрос дневального:

- А че я его уважать должен?!..

Ослеев разродился тирадой о том, что он Офицер Российской Армии! Им он стал не просто так, а обучаясь, в трудностях и лишениях, военной науке аж пять лет! Но дневальный снова все испортил:

- Пять лет учился, чтобы потом сортиры проверять?

После чего Ослеев обиделся, сказал, что он все расскажет Машке, и ушел. Не являясь одиночным примером, Ослеев был эталонным образцом шакала как такового. Впрочем, проверять сортиры не гнушался и сам комбат. Видимо, есть какая-то прямая зависимость, между чистотой нужника и уровнем патриотизма в подразделении.

Даже когда Горячий перевелся служить на большую землю, шакалы по привычке захаживали посношать солдат, пока одному не пробили четыре колеса на машине, как бы намекая: в следующий раз можем пробить кое-что другое. Намек подействовал, и с тех пор в казарму никто без особой нужды не заглядывал. У тех же, кто с первого раза не понимал, в машинах заводился полтергейст, и они самовозгорались.