Зачем Сталин создал Израиль?

— Я понимаю ваш подход, — сказал Вышинский, — но, если честно, не разделяю его. Впрочем, это мое личное мнение, и мы можем о нём говорить не как представители государства, а как два бывших студента одного и того же университета. Я лично считаю, что выбранный вами путь ведет не к независимости, а к экономическому и политическому порабощению.

— Если из опасений оказаться «порабощенными» мы откажемся от американской помощи, — возразил Шаретт, — очень скоро нас просто не станет. И это не вопрос одной только экономической помощи. Нам необходимо много оружия. Мы окружены врагами со всех сторон. Но при всей нашей нужде в иностранной помощи мы полны решимости не содействовать никаким агрессивным проискам против Советского Союза. Мы знаем, что советская пресса постоянно публикует вымыслы о якобы строящихся у нас американских базах, о том, что мы являемся орудием в руках Соединенных Штатов для достижения темных целей, но эти публикации не имеют под собой почвы.

— Никогда мы о вас такого не говорили, — заметил Вышинский.

— Тем не менее советская пресса постоянно публикует такую информацию.

Вышинский промолчал.

— Мы заинтересованы поддерживать равновесие в нашей международной позиции, но Советский Союз нам не помогает, — зашел с другой стороны Шаретт. — Наши связи с американскими евреями постоянно расширяются, а с советскими евреями нет никаких контактов. В результате получается, что в этом плане перевес на американской стороне.

Вышинский бурно реагировал на эти слова:

— Как Израиль не понимает, что Америка содействует этим связям лишь для собственной выгоды? Американские евреи, прибывающие в Израиль, являются орудием осуществления замыслов Вашингтона!

— Я не имел в виду американских евреев, репатриирующихся в Израиль, их очень немного. Речь идет об американских евреях, посещающих Израиль. И мы их можем посещать.

— Это другое дело, — ловко вывернулся Вышинский. — Это туризм. Действительно туризм в Советском Союзе страдает от недостатка средств, государство занято послевоенным восстановлением и не имеет свободных денег для развития туризма. Но пройдет время, и ситуация изменится.

Шаретт понял, что разговор зашел в тупик. Ему не удалось продвинуться ни на шаг.

— Чтобы поставить все точки над «i» и разъяснить нашу позицию по этому вопросу, мы хотели бы когда-нибудь встретиться со Сталиным.

— Товарищ Сталин прекрасно понимает эту проблему, — отчеканил Вышинский, отметая предположение о том, что вождь может чего-то не знать.

Шаретт всё же попытался на прощанье еще раз сказать о еврейской эмиграции:

— Нам ясно, что очень многие советские евреи считают себя плотью от плоти советского строя и даже не думают о том, чтобы покинуть Советский Союз. Но, возможно, немало и таких, кто выбрал бы репатриацию в Израиль, если бы им предоставили такую возможность.

Вышинский вновь повторил:

— Никто такого желания не выражает.

— Это потому, что нет возможности, — напомнил Шаретт.

— Никто не обращается за визой, — хладнокровно сказал Вышинский, — и нам не известно о ком-либо, кто хотел бы уехать. Желание покинуть Советский Союз вообще не может возникнуть, потому что евреи — часть советского общества. Если бы приехали и посмотрели, убедились бы сами.

Вышинский сказал это для красного словца. Но Шаретт поймал его на слове:

— Я, вообще говоря, и хотел бы просить разрешения приехать в Советский Союз.

Вышинский смутился, поняв, что сказал что-то лишнее, но тут же поправился и сказал:

— Я всегда рад вас видеть.

Считать это официальным приглашением было нельзя. Но расстались министры вполне дружески.

Запись беседы получили и в израильской миссии в Москве.

Первого февраля израильский посланник в Советском Союзе Эльяшив откровенно изложил Шертоку свое мнение:

«Внимательно ознакомился с содержанием твоей беседы с Вышинским…

Мне кажется, что с твоей стороны было ошибкой пойти на эту встречу не одному. Вышинский пришел один, что совершенно не в их обычае. То есть он был готов на свободную беседу с тобой, и, возможно, само появление постороннего человека, участие которого в беседе было ему непонятно, привело его в еще большее раздражение и одновременно предоставило аудиторию для публичной речи.

Мне трудно себе представить Вышинского, выходящего из себя, когда вы сидите друг против друга без посторонних глаз…»

Эльяшив писал, что его смутило поведение израильской делегации на Генеральной Ассамблее ООН. Он считал, что «произошел серьезный отход от линии на неприсоединение».

Посланник в Москве доказывал своему министру: