Зачем цветет лори

Он молчал и не двигался, наблюдая за ней. Оникс придвинулась еще ближе, повела плечом, отбрасывая волосы. Она не знала, как именно действует лори, но надеялась, что сможет если не остановить пса, то хотя бы немножко задержать, потянуть время. Очень медленно и плавно, боясь сделать резкое движение, раяна положила ладонь на руку пса, которой он сжимал рукоять клинка. Рука была без перчатки, и Оникс осторожно скользнула ладонью выше.

Ар тяжело втягивал воздух, ему казалось, что все его ощущения сосредоточились на этой ладони, что прикасалась к нему. Девушка приподнялась, закинула голову. Мысленно она кричала и звала на помощь, но боялась даже посмотреть в сторону двери. Только молила про себя Небесных Заступников, чтобы помогли, смилостивились и шепнули Гахару, что нужно прийти. Но в доме было тихо, и она делала все, чтобы хоть немножко задержать Сумеречного.

— Ар? У меня ведь есть последнее желание? Правда? — тихо сказала Оникс. Она боялась отвести от него глаза, понимая, что как только отвернется, он прирежет ее. В глазах Ара плескалась фанатичная уверенность, что нужно убить раяну. Она не знала, что говорить, и говорила первое, что приходило ей в голову.

— Какое? — выдохнул он, не в силах отвести от нее взгляд. Девушка выпрямилась, синие глаза смотрели с печальной нежностью, и Ар заморгал, осознавая, что эта посланница архара такая притягательная, такая красивая… И ведь у раян правда есть право на последнее желание, и, кажется, девушка хочет его поцеловать…

— Какое желание? — повторил он.

Оникс подняла руки и положила ладони на лицо Сумеречного. Заколебалась, не зная, что делать дальше, и боясь отвести от него взгляд.

Со стоном Ар опустил голову и прижался к ее губам, чувствуя, как сладко кружится голова, и начиная забывать, зачем пришел сюда. Все его инстинкты сейчас требовали лишь одного: целовать ее губы, трогать ее волосы, обладать ею… Он уронил клинок и прижал к себе ее тело.

Ар даже не понял, что произошло. Словно ураган оторвал его от раяны, он ударился о стену и упал, поднял голову. И встретил взгляд темноты. Сознание разорвалось от невыносимой боли, разрушительного дара его господина. Аид развернулся к Оникс, и девушка зажала себе рот рукой, чтобы не заорать от ужаса. Она никогда не видела такого бешенства в глазах человека, такой смертельной тьмы. От его силы в комнате задрожали предметы, и раяна забилась в угол кровати, чувствуя, как все в ней восстает в глубинном неконтролируемом страхе.

Лавьер остановился.

Они с Ленаром подъехали тихо и, по своей привычке все и всегда проверять, бесшумно вошли в дом. Ни одна половица не скрипнула под ногой аида, когда он шел по коридору. Даже чуткий Гахар услышал его, лишь когда аид подошел на расстояние удара. Но Лавьер не стал сейчас обсуждать это, он знал, что его стражи — одни из лучших, что вышли из цитадели, просто самым лучшим был сам аид.

Ара на посту не было, и Лавьер недовольно нахмурился. Толкнул дверь в комнату раяны. И от увиденной картины ярость взметнулась в нем столь мощно, что казалось, недостаточно будет просто убить. Чужие руки на ее теле. Губы на ее губах. Пес, который посягнул на собственность аида.

Убить его было мало.

Но, к сожалению, даже сильное и тренированное тело Сумеречного пса было не способно долго выдержать удар темнотой, а Лавьер был слишком взбешен, чтобы придержать силу. Он никогда не испытывал такой сильной, такой чистой ярости и желания убивать. Ревность… Неконтролируемая злость, разбавленная болью, чувство, которого Лавьер не испытывал никогда и которое сейчас просто выжигало ему нутро.

Раяна жалась на кровати, прижимала к губам свои тонкие побелевшие пальцы, и Лавьер остановился, рассматривая ее. У Оникс из глаз брызнули слезы от боли. Темный дар зацепил ее лишь краем, мазнул тенью, но и этого было достаточно, чтобы голова взорвалась. Но лишь на миг, наказывать ее аид собирался по-другому.

Он стащил ее с кровати, встряхнул, как котенка.

— Оникс, я говорил тебе, чтобы ты не смела даже смотреть на других мужчин? Говорил?!

— Он пришел… Сказал, что раяна — зло и меня надо убить…

Она снова прижала руки к губам, со страшной ясностью понимая, что она правда — зло. Она проклятая, за которой по попятам идет смерть, чужая смерть. О Небесные Заступники! Так в обители скорби ей было самое место! Ей просто нельзя в мир живых людей, нельзя, потому что из-за нее они умирают!

— Он сказал, что меня нужно убить… — прошептала она. — Я просто хотела его остановить!

В дверь втиснулся Гахар, мазнул взглядом по телу Ара.

— Гахар, принеси мой хлыст, — не оборачиваясь, сказал Лавьер.