Зачет по выживанию

– Я после три года сам не летал никак. Иногда предметы поднимал, и то редко. Потом успокоился немного. А год назад меня пригласили в вашу школу. Мне для вас ничего не жалко, только… Я боюсь за вас, пусть глупо за вас бояться здесь.

Они еще немного помолчали.

– Семка, хочешь я тебя стану учить?

– Хочу.

– А ты меня научи воду слышать. Мне кажется, я к этому способен.

– Хорошо.

– Лапу покажи?

– Что? А! Смотри.

Семка протянул ладонь и превратил ее в куриную лапку.

– А у меня вот что выходит. Не смеяться!

Войцек сложил пальцы кукишем, кулак его округлился, торчащий кончик большого пальца вырос, покрылся костяной оболочкой, заострился и загнулся крючком.

– Что-то мне напоминает, – пробормотал Семка.

– Капитан Хук!

– А!

32

Семка висел в воздухе, ну, не сам, конечно, хотя в принципе уже и сам почти научился, а в виде своего собственного сознания. Висел, смотрел и тихонько скулил от удовольствия.

– Что за странные звуки вы издаете, хорунжий? – услышал он Настю.

– У-у-у!

– Очень понятно объяснил!

– Да ты посмотри!

– У-ф-ф!

– Во-от!

– Это кто?

– Обезьян!

– Да?

– Ну так и я о том же! Только что был обезьян.

Дерево возвышалось над джунглями, как колокольня деревенской церкви высится над домами. Почти на самой макушке сидел… или сидело? Не важно, пусть будет сидело. Сидело существо. Когда Семен его увидел, оно было самой обычной обезьяной. С поправкой, что местные обезьяны на Земле за обычных никак бы не сошли. Крупные, как гориллы, с четырьмя конечностями. На каждой лапе три хорошо развитых пальца, которыми они пользуются не только чтобы за ветки хвататься, могут и палку в лапу взять, чтобы гнездо орешков расковырять, корень съедобный выкопать. Или своему сопернику в лоб заехать, что не было редким событием. Прыгают по земле на задних, по деревьям лазают на всех четырех. Но покрыты не шерстью, а чем-то средним между перьями и чешуйками. Плюс ко всему голова. Очень уж большая, с вытянутой, как у волка, пастью. И лупоглазые, то есть с большими навыкате глазищами.

Живут стаями, ведут себя по-обезьяньи. То есть шумно и суетно. Часто дерутся. Если отвлечься от внешности, то получается обезьяна. Или обезьян. Отчего-то к ним это название прилепилось в мужском роде.

Семка на них давно уже насмотрелся, и они стали для него частью пейзажа. Тем более что тут все подряд шевелится, бегает, ползает, летает, выкапывается-закапывается. Короче, не желает жить неподвижно. Так что эти суетливые создания ничем особым не выделялись. Он бы и сейчас на этого обезьяна внимания не обратил, если бы не увидел его на вершине самого высоченного здесь дерева.

«Ого как высоко забрался, – подумал Семен, а будучи человеком с развитой логикой, тут же и спросил себя, – а на фига?»

Ну и притормозил, чтобы понять, для чего животному потребовалось лезть так высоко. И засмотрелся.

Обезьян неспешно, но с видимой скоростью стал превращаться в кого-то другого. Причем частями. Начал он с хвоста. Изначально никакого хвоста в помине не было, а тут, понимаешь ли, вдруг начал расти. Причем не обезьяний хвост, а не поймешь что. Семка, может быть, даже и не заметил бы этого процесса, если бы не получилось так, что зверь стоял на толстой ветке, держась за нее всеми четырьмя лапами и задрав в небо, то есть к Семке свою кормовую часть. Вот чуть выше нее и возник нарост наподобие толстого короткого хвоста. И стал обрастать длинными перьями. Да еще и очень яркими, алыми с желтым. Пока Семен на них глядел, обезьян успел измениться телом, оно сделалось длиннее. Особенно постаралась шея. Видимо, пальцы на нижних лапах тоже как-то изменились, потому что зверь уселся на ветке по-птичьи и не испытывал никаких неудобств, хотя она и раскачивалась очень сильно. И тут пошел процесс превращения верхних конечностей в крылья.

В этот момент к нему и присоединилась Настя. То есть она оставалась где-то далеко, и от него и от их тел, но стала смотреть на метаморфозы глазами Семена.

Сколько времени занял весь процесс – может десять минут, а может и целый час, Семен из-за своей увлеченности сказать не смог бы. А вот хохолок на голове выскочил за считаные секунды. После чего бывший обезьян, а ныне уже птица (или птиц, если уж быть логичным в наименованиях), оттолкнулся от своей ветки и, тяжело взмахивая крыльями, полетел по своим делам.

– Семен! – как-то уж очень ласково позвал его Антон Олегович. – Ты чем занят?

Семка собрался хлопнуть себя ладошкой по лбу – нужно было всех позвать, зрелище ведь не просто занимательное, оно еще и очень важное, – но вспомнил, что руки сейчас далеко.

– Квадрат четыре изучаю, – ответил он.

– Ты уж будь любезен, вернись прямо сейчас.

– Да что там стряслось? – спросил сам себя Семен Кольцов и вернулся в свое тело.

– Что тут у вас стряслось? – первым делом осведомился он у присутствующих, еще не успев подняться.

– У нас все нормально. Хотел тебя спросить, что с тобой происходит? Происходило, вернее. Перед тем как я тебя позвал.

Семен лаконично, то есть весьма кратко поведал о своем научном открытии.

– Очень интересно, – сказал Антон Олегович.