Заезд на выживание

Челтенхем во время фестиваля не похож ни на один из городков, где проводятся скачки. И вот после ленча я решил прогуляться, впитать эту уникальную атмосферу. Дошел до Гиннес-Виллидж, ставшей временным пристанищем для тысяч ирландцев, совершающих ежегодное паломничество по пути в Гло-честершир, без них скачки потеряли бы свою уникальность. Под огромным шатром на сколоченной из лесов сцене выступали ирландские фольк-группы и английские рок-музыканты — развлекали толпу перед главным событием дня, самими скачками.

Облокотившись о белое пластиковое ограждение, я наблюдал за квартетом самодеятельных артистов, прибывших из-за Ирландского моря. На них были огромные зеленые с черным колпаки, по фасону в точности как у эльфов; они выстроились в ряд, держа друг друга под руки, как в сцене из фильма «Грек Зорба». И пытались исполнить нечто вроде джиги, и я громко рассмеялся, когда они вдруг поскользнулись и тяжело плюхнулись на зеленую травку. Все пребывали в прекрасном настроении и подогревали его нескончаемым потоком черного пива «Гиннес».

— Привет, чужестранец, — произнес знакомый голос за спиной. Я обернулся, расплылся в радостной улыбке.

— Привет, Элеонор, — ответил я и поцеловал ее в щечку. — Страшно рад тебя видеть. Ты здесь по работе или развлечься?

— И то, и другое, — ответила она. — День отдыха за работой. Должна оставаться на связи на тот случай, если поступит вызов, а так вольна распоряжаться своим временем. Видишь, они снабдили меня пикалкой. — И она достала из объемистой сумки какой-то прямоугольный черный предмет.

— Хочешь, выпьем чего-нибудь? — предложил я.

— Да, но только не это. — Она кивком указала на бар «Гиннес».

— Нет, — согласился с ней я.

И мы двинулись на поиски баров с другими напитками, но все они были битком, а у тентов выстроились длинные очереди жаждущих.

— Пошли, — сказал я. — Поднимемся в ложу.

Я был уверен: Эдвард Картрайт, мой гостеприимный хозяин, не станет возражать, если я приведу с собой Элеонор. И оказался прав. Мало того, он тут же монополизировал ее, и я уже пожалел о том, что мы не остались внизу, в толпе.

С прошлого ноября мы встречались с Элеонор дважды. Первый раз в Лондоне, когда я имел глупость пригласить ее на юбилейный университетский обед в Грейз-Инн. Вечер получился не слишком удачный. Лучше бы я заказал в уютном итальянском ресторане столик на двоих со свечами, чем сидеть на скамьях за длинными столами в университетской столовой.

Согласно заранее составленному плану, сидеть мы должны были друг против друга, а не рядом, что

сильно затрудняло беседу — и не только из-за шума, который производили три сотни одновременно

жующих и болтающих гостей. Но еще и потому, что центр стола был заставлен цветами, серебряными

канделябрами, бокалами и бутылками с вином, приправами и карточками с именами гостей.

За весь вечер нам едва удалось обмолвиться парой слов, и еще мне показалось, что Элеонор изрядно утомили бесконечные тосты, щедро приправленные шуточками, понятными только юристам. В конце обеда она вышла на улицу, впорхнула в кеб и умчалась на Пэддингтон-сквер вокзал, боясь опоздать на последний поезд.

Зачем мне понадобилось приглашать ее именно на этот обед — до сих пор ума не приложу. Если я хотел романтического вечера вдвоем, то менее подходящее место трудно было выбрать. Но, возможно, проблема заключалась именно в этом. Наверное, на самом деле я вовсе не хотел романтического ужина вдвоем. Стыдно и неловко признаваться, но я боялся завязывать какие-либо любовные отношения. И еще я чувствовал себя виноватым. За то, что, приглашая Элеонор, предаю тем самым Анжелу.

Вторая встреча оказалась еще более неудачной, можно сказать, просто катастрофической. Нас пригласили на рождественский бал, который давал богатый спонсор на ипподроме в Ньюбери. Я оказался там вместе с Полом и Лаурой Ныоингтонами, а

Элеонор — в другой группе гостей, там было много людей из Лэмбурна. Я так обрадовался, увидев ее вновь, что сразу пригласил на танец. Но она была с кавалером, и ему явно не понравилось, что я заигрываю с «его» девушкой. Короче, мне отказали, чем испортили настроение на весь оставшийся вечер. И дело не в том, что она предпочла мне другого, хотя, может, именно это меня и разозлило. В какой-то момент я сказал себе: все, ухожу, шанс все равно упущен. Подкатил автобус, услужливо распахнул дверцы, но я отклонил предложение, и автобус уехал, оставив меня в одиночестве на остановке. И я уже забеспокоился, что то, наверное, был последний автобус и мне придется торчать на этой остановке до скончания дней.

— Даю пенни, если скажешь, о чем сейчас думаешь. — Элеонор подошла сзади, тихо и незаметно. Я стоял, облокотившись о перила, и смотрел на кишащую внизу толпу. И не заметил, как ей удалось вырваться из пут Эдварда и снова оказаться рядом со мной.

— О тебе, — ответил я. Обернулся и заглянул в ее синие глаза.

Она покраснела. Сперва порозовела шея, затем подбородок, щеки.

— А знаешь, — заметил я, — интересно было бы раздеть тебя и посмотреть: ты краснеешь всем телом сразу или постепенно?