Загадка аномалии

Полумесяц создает защитное поле. Не знаю, во всех ли случаях, но от смерча он нас с Мутом однажды спас. Значит, чисто теоретически, сработает и в помещении, где мегамозг обложил себя «наждаками». Будем считать, что у нас уже есть экипировка.

Далее: Мираж телепортирует владельца согласно его желанию, лишь бы рядом была активная аномалия. В том помещении аномалий завались. Будем считать, что у нас продуманы пути отхода. Попасть внутрь, кстати, тоже можно попытаться с помощью Миража. Хотя есть тут слабое звено. Даже два. Во-первых, я прекрасно помнил, что во второй раз Мираж перенес меня не в то место, о котором я подумал: вентшахту заселил «жгучий пух», и артефакт счел это достаточно опасным, чтобы скорректировать место моего выхода из телепортации. А «наждаки» в том помещении не менее губительны для человеческой тушки, чем «пух» в бетонном киоске. Во-вторых, шут его знает, с какой периодичностью Мираж способен телепортировать. Вдруг не мгновенно? Зависнуть в комнате с псиоником даже на полминуты – такое себе удовольствие.

Но оставался еще самый главный вопрос: чем уничтожить этот орган мозголома, чтобы наверняка? Автомат я вряд ли раздобуду, а коли все-таки попытаюсь – рискую никогда до мегамозга не добраться. Да и позволит ли он мне нажать на спусковой крючок? Вряд ли. Особенно с учетом, что мне еще потребуется несколько секунд на то, чтобы сориентироваться в незнакомой лаборатории и прицелиться. Стало быть, автомат отпадает. Мои «Кобры» сейчас хранятся в сейфе у какого-нибудь высокорангового солдафона. Но это фигня: при должной сноровке в смертоносный клинок можно превратить хоть линейку, хоть расческу, хоть крышечку от пивной бутылки. Но опять же – требуется время на ориентацию в пространстве, на замах. В этом смысле идеальным инструментом стала бы граната: вышел из портала, разжал пальцы – и снова в портал. Уж на то, чтобы просто выпустить из руки взрывное устройство, хватит и десятой доли секунды. Другое дело, что подобное устройство взять неоткуда…

И тут взгляд мой упал на Мута в стеклянном боксе. Силовое поле, генерируемое тремя артефактами, уже на треть вытянуло «горгону» из серого вещества. Уронить ее на мегамозг – и всё. Это Константина специально готовили к вживлению арта, обрабатывали внутренность черепной коробки специальным составом, который не дал тканям окаменеть и даже более того – позволил одному срастись с другим. Псионика же никто ни к чему не готовил: достаточно одного касания «горгоны» – и произойдет то, что я наблюдал неоднократно, когда Мут орудовал кулаками или ладонями.

Я поделился своими мыслями с Павлом. Он задумался, подобрался, перестал трястись, хотя бледность по-прежнему никуда не делась. Затем медленно кивнул:

– Это может сработать.

Нам осталось дождаться, когда энергетические нити вытянут артефакт из мозга моего друга.

Прости, Костян.

* * *

– Нет, нет и еще раз нет! – орал я. – Ты реально охренел! Мальчишка! Идиот!

Павел, стиснув зубы и играя желваками, смотрел в сторону. Я опустился на стул. Подышал, приходя в себя. Заговорил спокойнее:

– Ну подумай сам. У меня отличная подготовка. Я сильнее физически, я быстрее тебя. Я уже пользовался этими артефактами…

– А я знаю каждый сантиметр той лаборатории и сумею представить место выхода так точно, что останется «всего лишь разжать пальцы над мегамозгом» – вы ведь так выразились?

– Паша, родненький! Ученыш ты мой безмозглый! Ну чего вдруг тебя на подвиги потянуло, а? Хочешь стать героем, чтобы все знакомые девчонки при встрече писали кипятком?

Он поморщился и едва заметно покраснел. Ну понятно. Может, статус героя – не единственная причина и даже не основная, но об обожании со стороны прекрасного пола он тоже задумывался.

– Мне, уважаемый Леший, возможно, никогда не удастся совершить переворот в науке. Возможно, даже плохонького открытия на моем счету никогда не будет. Скорее всего, я так и останусь исполнителем, подмастерьем, мальчиком на побегушках. Так что, вероятно, сейчас мне выпадает наиболее реальный шанс сделать в жизни хоть что-то важное – самостоятельно, по-настоящему самостоятельно, а не по указке Речицкого и подобных ему.

– А помрешь? – в свою очередь поморщился я.

– Наука, особенно не академическая, а экспериментальная, – это всегда фифти-фифти, – усмехнулся Павел не то с гордостью, не то даже с превосходством. – В любой момент что-то может пойти не по плану. Так что мне еще не раз предстоит рисковать здоровьем и жизнью. Мы, ученые, в какой-то степени тоже сталкеры: бродим, ищем, нащупываем что-то в сумерках, натыкаемся на непроходимые тропы, загоняем себя в тупики и зачастую гибнем в аномалиях. И всё ради того, чтобы однажды добыть уникальный артефакт – и разбогатеть на всю оставшуюся. Только тропы, тупики и аномалии у нас свои.

– Ладно… сталкер. – Я так устал, что уже не осталось сил спорить. Да и потом: кто он мне, чтобы я его за шкирку тащил прочь от опасности? Сын? Брат? Друг? Хочет – пусть лезет в пекло. Жаль, я не смогу ни проконтролировать, ни подстраховать. – Куда ты телепортируешься из лаборатории, когда всё закончишь?