Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции

Помимо Нансена его вел еще явившийся во сне старичок-предсказатель. В. И. Альбанов не сомневался, что это был сам Николай Чудотворец, иконка которого у него всегда была в боковом кармане: «Утром я проснулся радостный и возбужденный под впечатлением только что виденного сна… Вижу я, будто идем мы все по льду, по большому полю, как шли вчера, и, конечно, тянем за собой, по обыкновению, свои нарты. Впереди, видим, стоит большая толпа людей, о чем-то оживленно между собой разговаривают, которые, по-видимому, кого-то ждут и смотрят в сторону, куда и мы держим путь. Ни толпа эта нас, ни мы со своими каяками толпу не удивили. Как будто это дело обычное и встреча самая заурядная.

Подходим ближе к этим людям и спрашиваем, о чем они так оживленно рассуждают и кого ждут. Мне указывают на худенького, седенького старичка, который выходил в это время из-за торосов, и говорят, что это предсказатель или ясновидящий, который очень верно всегда предсказывает будущее.

Вот, думаю я, и подходящий случай, которого не следует упускать. Попрошу я старичка, пусть погадает мне и предскажет, что ждет нас и доберемся ли мы до земли… Седенький старичок только мельком посмотрел на мои руки, успокоительно или напутственно махнул рукой на юг и сказал: „Ничего, дойдешь, недалеко уж и полынья, а там…“ Я не успел дослушать предсказания старичка и проснулся… Этот сон со всеми его мельчайшими подробностями не выходил у меня из головы всю дорогу, вплоть до мыса Флора В трудные минуты, помимо своей воли, вспоминал успокоительное предсказание старичка…»

Кстати, в тот же вечер после вещего сна оказались они около большой полыньи, где убили несколько тюленей…

И они снова шли. А льды плыли им навстречу и относили в сторону. «Если я благополучно вернусь „домой“, — всматриваясь в бескрайнюю ледяную пустыню, думал Альбанов, — поступлю на службу куда-нибудь на Черное или Каспийское море. Тепло там… В одной рубашке можно ходить и даже босиком… Неужели правда можно? Странно, сейчас здесь так трудно себе представить это, что даже не верится этой возможности.

Буду много-много есть апельсинов, яблок, винограду… Но и шоколад тоже ведь хорошая вещь с ржаными сухарями, как мы едим в полуденный привал… Только теперь мы очень мало его получаем, этого шоколаду, всего по одной дольке, на которые разделена плитка. А хорошо бы поставить перед собой тарелку с хорошо просушенными ржаными сухарями, а в руку взять сразу целую плитку шоколада и есть сколько хочется. Ах, зачем я пошел в это плавание, в холодное, ледяное море, когда так хорошо плавать на теплом юге! Как это глупо было! Теперь вот и казнись, и иди, иди, иди, подгоняемый призраком голодной смерти. Не искушай судьбу: так тебе и надо, и ты даже права не имеешь жаловаться на несправедливость ее. Сегодня вот предстоит у тебя „холодный“ вечер, так как топлива нет нисколько, не на чем даже будет натаять воды для питья. Все это только справедливое возмездие тебе, не суйся туда, где природа не желает допустить присутствия человека. — Мечтаешь ехать на теплый юг, когда ты еще находишься в области вечного движущегося льда, далеко за пределами земли. Ты еще доберись сначала до оконечности самой северной земли… Доберешься ли?»

Наконец под ногами была «оконечность самой северной земли», но для большинства из них как раз она стала могилой.

28 июня случайно наткнулись на беглецов. Те с плачем бросились в ноги. Альбанов простил их, хотя до этого, сразу же после побега, обещал своим спутникам собственноручно пристрелить их.

Путь от острова к острову оказался еще более трудным, чем путь по плавучим льдам. В проливах на каяки нападали моржи, отряд все больше смертельными тисками сдавливало отчаяние, с каждым днем Альбанову все труднее становилось заставлять своих спутников идти. Четверо налегке шли берегом (из-за беглецов в свое время пришлось бросить один из каяков, и это поставило отряд перед новыми проблемами), четверо с грузом в каяках — морем. Но однажды на условленное для встречи место береговой отряд не пришел. А через день хоронили матроса Нильсена.

В один из межостровных переходов внезапно налетевшим ветром унесло каяк с Луняевым и Шпаковским, и они остались только двое: Альбанов и матрос Конрад. На пропавшем каяке была последняя винтовка. Но даже тут Альбанов не пал духом. «Доберемся до мыса Флора — сделаем лук», — успокаивал он Конрада.

А вдруг на мысе Флора ничего нет? Чем ближе двое были к заветной цели, тем больше эта мысль точила мозг.

Но база Джексона сохранилась, и они нашли в ней продовольствие и оружие.

Это была победа!

Но после последнего ледяного купания и нервного перенапряжения Альбанов тяжело заболел, и Конрад, боясь остаться один, пошел на каяке к мысу Гранта в надежде отыскать потерявшийся береговой отряд. Эти дни одиночества были, наверно, самыми тяжелыми для Альбанова за все время похода. Его посещали кошмары, он то и дело слышал за дверью голоса. А когда вернулся Конрад, у него не хватило сил сказать ему и слова, а Конрад… Конрад не выдержал, заплакал.