Заняв первое место в главном партийном штабе страны, М. С. Горбачев энергично устремился вперед. «Первое время личность Михаила Сергеевича вызывала восхищение. <…> Работа — до часу, двух ночи, а когда готовились какие-нибудь документы <…>, он ложился спать в четвертом часу утра, а вставал всегда в семь-восемь. Туалет, бассейн, завтрак. Где-то в 9.15-9.30 выезжает на работу в Кремль. Машина — „ЗИЛ“. Он садится на заднее правое сиденье и — рабочий день начался. Тут же, в машине, он что-то пишет, читает, делает пометки. <…> Михаил Сергеевич просит меня с кем-то соединить. Я заказываю абонента с переднего аппарата, Горбачев берет трубку и поднимает к потолку стеклянную перегородку, отгораживая свой салон от нас. За сравнительно короткий путь до работы он успевает переговорить с тремя-четырьмя людьми. Пока поднимается до подъезда в кабинет, на ходу кому-то что-то поручает, советует, обещает — ни секунды передышки» [43.С.208].
Действительно, ни минуты передышки. Горбачеву, скажем так, было труднее, чем кому бы то ни было, потому что приходилось осуществлять тонкую, не дававшую права на ошибку, роль двурушника: с одной стороны, он был Генсеком партии, но партии уже им преданной, с другой стороны — руководителем вылезающего из небытия подполья. То, в чем сторонние наблюдатели и непосредственные участники видели лишь самую худшую сторону номенклатурных игр (интриги, подсиживание, сдачу «своих» «чужим» и т. д.), на самом деле в конце концов обернулось предательством. С виду, если разбираться сиюминутно, все объяснимо, какие-то действия адекватны все время ухудшающейся ситуации, какие-то — нет. Но по существу велось глобальное планомерное разрушение. К задачам постоянного характера относился постоянный зондаж общественного мнения по типу «запрос-ответ». Отсюда — его знаменитый вопрос: «Процесс пошел?» Здесь имелось в виду, насколько необратимыми стали преобразования разрушительного характера? Ведь стратегической, перспективной задачей было сделать развал гарантированным и после того, как Горбачевых выведут из контура управления.
Другой из наиглавнейших задач Горбачева была помощь тем из демократов, кто так или иначе оказался под угрозой разоблачения. Назовем условно такую задачу «Пожарная машина». «Сам» во многом не должен сокрушать вся и все на своем пути, он должен инициировать и далее не мешать процессам разрушения. Этот прием называется
В частности, так дело обстояло при рокировке главных редакторов газеты «Правда», когда В. Г. Афанасьева поменяли на И. Т. Фролова. В этом случае состоялись даже приезд «Самого» и выступление на редколлегии. Дело было 23 октября 1989 г. Предыстория этой операции такова: «Дело было в сентябре 1989-го. В „Труд“ в пятницу фельдкурьер доставил срочный пакет. В нем находился теперь известный всем, а тогда строго секретный документ — перевод статьи из итальянской газеты „Респубблика“ о пребывании Ельцина в США.
Пакет прислал тогдашний шеф ТАСС Л. П. Кравченко, известив предварительно о желании инстанции срочно опубликовать перевод. Тогдашний заведующий Идеологическим отделом ЦК КПСС А. С. Капто звонком по „кремлевке“ подтвердил политическую необходимость данного мероприятия.
Главный редактор „Труда“ под разными предлогами (впрямую отказать было непросто) стал оттягивать выполнение высокого указания. Было ясно, что статья — провокация, что к акции причастны аппаратчики значительно выше рангом, чем Кравченко и Капто.
Но, отчаявшись уломать „Труд“, цекисты дали команду переслать пакет в „Правду“, где он оказался в воскресенье во второй половине дня. Дальше — тайна. Уговорили ли Афанасьева, проявил ли инициативу дуэт ведущего номер и ответственного секретаря, но — факт налицо: в понедельник „Правда“ вышла с этим материалом.
В итоге — крах. Костры из газетных номеров на московских и иных площадях, гнев и возмущение поклонников Ельцина. Из восьми миллионов подписчиков „Правда“ лишилась сразу трех. После этого удара ни газета, ни ее главный редактор так в себя и не пришли, и в октябре Афанасьев был освобожден от должности» [4.46.С.3].