Внезапная и резкая открытость западных советологических источников, подталкивание к сотрудничеству наиболее «созревших», прозападно настроенных журналистов и их «коллег» с учеными степенями, а затем в соответствии с эффектом домино и других, прежде нейтрально-инертных собратьев по «пишущему цеху» привели к тому, что переводилось и воспроизводилось один-к-одному, тиражировалось и комментировалось все прежде запретное и крамольное. Только на Западе успели написать: «Все империи рано или поздно умирают!» [4.97.С.92] (при этом автор ссылается на: The Soviet Union & the Challenge of Future? P. 345 vol. 1, Ed. by A. Stromas & A. Kaplan. N-Y, 1988), как птенцы гнезда Яковлева послушно повторяют это заклинание. Если в свое время написано было на Западе в ведущем советологическом журнале «Советские исследования», что «финансовые и прочие ресурсы распределяются по союзным республикам не в соответствии с экономической целесообразностью, а по политическим критериям» [4.97.С.89] (ссылка на: Soviet Studies, № 1,1968), то почему бы это не подтвердить двадцать лет спустя, впрочем, это касается не только демократов, но и используемых русских патриотов, что значительно повышает «объективность», но звучит крайне не ко времени. Косвенным доказательством участия ЦРУ США в нашей перестройке может служить и то, насколько совпадала риторика. Так, например, директор ЦРУ У. Кейси называл Среднюю Азию и Казахстан «мягким подбрюшьем» [60.С.297]. А. И. Солженицын в своем опусе «Как нам обустроить Россию» называет этот регион «южным подбрюшьем», и далее это название подхватывают все московские СМИ. Советские журналисты превратились в продолжение западных советологов. Первые пользовались зарубежными источниками и наработками в «своих» материалах, это заметно проявлялось в том, что в соответствии с западной терминологией указывались марки оружия, названия учреждений и их подразделений, через западную транскрипцию указывались русские фамилии, что приводило к ошибкам в написании. (Явление, обратное этому: транскрипция англоязычных и прочих имен в более «русифицированные». Например, имя К. Райс вначале писали буквально: Канадалецца [6], затем его превратили в Кондолизу.)
На страницы советской прессы вышли единицы из советологов [4.98; 4.99.СС.113–116; 4.100.С.3; 4.101; 4.102.СС.23–29; 4.103; 4.104.С.10; 4.105; 4.106.СС.77–85; 4.107.СС.5–6], но резонанс от их деятельности был весьма значительный — как использовать разрушительный потенциал, их не нужно было учить. Такую сторону «гласности» мы справедливо назовем уже англоязычным glastnost. (В то же время стоит отметить, что начались и явления «зеркального» порядка: издание книг, в т. ч. и массовым тиражом, публикация материалов советских ученых за рубежом. При этом такого рода деятельность всегда рассматривалась как всего лишь оплата за специфические услуги на территории СССР, но мы в рассматриваемом контексте еще дополнительно смеем утверждать, что прежде всего речь шла о выдаче ценной информации.)
Была и еще одна задача у А. Н. Яковлева. О ней рассказал один из объектов ее выполнения академик Г. Л. Смирнов, занимавший должности директора Института философии АН СССР (1983–1985), директора Института марксизма-ленинизма (1987–1991) и работавший в ЦК КПСС: «Однажды Яковлев попросил меня изобразить на бумаге сущность переживаемого момента и значение демократических преобразований. Эти мои писания послужили поводам к интересным и тяжелым разговорам с Яковлевым. Ход моих рассуждений был таков (записи сохранились). В любом государстве, особенно в таком, как наше, осуществление назревших производственных, экономических задач в огромной степени зависит от дееспособности политических институтов. Нельзя сказать, чтобы в стране никто не говорил, не сигнализировал о назревших переменах. Говорили государственно-хозяйственные деятели, ученые, журналисты. Но этого не хватило для эффективного преодоления консерватизма и бюрократизма центральных ведомств. Недоставало именно влиятельных и достаточно демократических институтов, которые могли бы добиваться необходимых изменений и сами проводили в жизнь новые идеи. Не было законов, которые позволяли бы Советам действительно стать органами самоуправления. В свое время об этом сильно беспокоился Ленин.