Загадка лунной богини

– Э, нет! Вы меня плохо слушали. Я обещала помочь вам, если мы договоримся.

– Договоримся! Я согласен на все, только сделайте так, чтобы эти чудовища меня пропустили! Чтобы они не напали на меня!

– На все? – переспросила Надежда.

– Конечно, на все!

– Ловлю вас на слове! Я отзову собак, если вы отдадите мне венец Гекаты!

– Венец? Нет! – истерично воскликнул Воронин. – Об этом не может быть и речи!

– Ну, тогда не жалуйтесь. Я могу отозвать собак, а могу… – и Надежда, снова повернувшись к Гере, протянула: – Дорогая, ты не могла бы… Мне неудобно просить, но все же…

«Пустяки!» – рыкнула Гера и сделала шаг к Воронину.

Собаки потянулись за ней.

– Не надо! Прошу вас, не надо! – взмолился Воронин. – Неужели вы так жестоки? Вы выглядите мягкой, доброй женщиной, неспособной на такое злодейство!

– Впечатление обманчиво, – отрезала Надежда Николаевна. – Вы тоже выглядели интеллигентным, приличным человеком, неспособным связать беззащитную женщину, засунуть ей в рот носок… а самое ужасное – произнести вслух ее возраст! Это уже ни в какие ворота не лезет! – Она сделала выразительную паузу и снова обратилась к кавказской овчарке: – Гера, девочка моя, пора!

– Стойте, стойте, не надо! – заверещал Воронин. – Я отдам… я отдам вам венец…

– Ну так отдавайте!

Воронин полез за пазуху, но тут же застыл, а лицо его исказила мучительная гримаса. Он покосился на ближний лесок, видимо, прикидывая, не успеет ли до него добежать.

– Даже не думайте! – прикрикнула на него Надежда. – Собаки догонят вас на полпути, да если бы вы даже добежали до леса, это ничуть не помешает им с вами разделаться! И знаете, с чего они начнут?

В эту минуту Надежда Николаевна ощутила давно подавляемое злорадство. Чувство нехорошее, равно как и зависть.

Зависть она испытывала крайне редко и то недолго. Например, когда у одной приятельницы выросли на даче чрезвычайно красивые розы, и или когда другая приятельница приобрела прекрасную фигуру, но Надежда завидовала ей минут пятнадцать – ровно столько, сколько понадобилось приятельнице, чтобы перечислить все, что она для этого сделала, как изнуряла себя в спортивном зале и сколько времени морила себя голодом.

Злорадства же Надежда Николаевна в силу своего хорошего характера вообще никогда не испытывала. Но сейчас, глядя на жалкую ничтожную личность, в которую превратился лощеный лектор, она полностью отдалась этому чувству и проговорила:

– Так вот, начнут собачки с того, что разорвут вам брюки. Затем одна… не Гера, нет, другая, прокусит вам икру. Не смертельно конечно, но больно. Будет много крови, и бежать вы не сможете, а возможно, и охромеете навсегда. – Она сделала паузу, чтобы Воронин прочувствовал ее слова, и продолжила: – Потом они окружат вас и, поскольку вы будете громко кричать и размахивать руками, то уже другая собака вцепится вам в запястье. И повиснет на нем, а уж потом, когда вы не удержитесь на ногах и упадете, они набросятся на вас всей стаей и разорвут вас в клочья, а последняя обязательно прокусит вам горло…

Надежда Николаевна вовсе не была такой кровожадной, просто очень уж ей не нравился этот человек, с самого начала не нравился… Была бы ее воля, гнала бы этого лектора поганой метлой!

Сейчас, увидев, как Воронин буквально позеленел от страха, Надежда не то чтобы его пожалела, но опомнилась. Все же она человек цивилизованный, и не станет смотреть, как собаки рвут этого типа на части.

– Да успокойтесь вы! – буркнула она. – Отдайте венец – и никто вас не тронет.

– Какая же вы жестокая! – простонал Воронин. – Я всю жизнь искал этот венец, нашел его – а вы отбираете!

– Не изображайте ребенка, у которого отнимают любимую игрушку! Венец! – Надежда протянула руку.

Воронин громко всхлипнул.

– Как же вы меня утомили! – вздохнула она. – Гера!..

Собака взглянула на нее выжидательно, потом перевела заинтересованный взгляд на историка. В глазах ее мелькнула радость, и она изготовилась к прыжку.

Воронин снова всхлипнул и наконец протянул венец Надежде, но когда она взялась за него, все не отдавал свое сокровище.

– Да хватит уже! – Надежда Николаевна почувствовал сильнейшее желание пнуть его под коленку, а свободной рукой схватить за ухо и выворачивать его, как делали мальчишки в ее далеком детстве.

Очевидно, это желание отразилось у нее на лице, потому что Воронин наконец разжал руку.

Надежда облегченно выдохнула, спрятала венец за пазуху и повернулась к Гере:

– Ладно, пропустим его!

Гера с явным сожалением отступила, освободив тропинку, ведущую к станции.

– Ну, давайте шагайте, пока Гера не передумала! – напутствовала лектора Надежда. – Вы еще можете успеть на поезд. Счастливого пути желать не буду.

Воронин бессильно махнул рукой, сгорбился и побрел по тропинке, волоча ноги, так что за ним поднималась пыль. До Надежды доносился его голос: лектор что-то бормотал, и по интонации было ясно, что он с кем-то разговаривает.

«Да хоть бы и лекции читал сам себе! – усмехнулась она. – Нам с Машкой больше нет до него никакого дела!»

Гера проводила его взглядом, в котором читалось искреннее сожаление.