Загадка «снежного человека». Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах

Итак, «снежного человека» мы склонны отнести к виду неандертальцев (палеоантропов), в качестве одной из ветвей. Как уже отмечалось, ископаемые особи неандертальцев отличаются большим многообразием форм: от довольно близких к археоантропам (Брокен-Хилл, Эясси, Нгандонг, а также Ла-Шапелль и др.), до частично близких к Homo sapiens — типа а) эрингсдорфских, в) сванскомбских, с) кармельских. Такое же многообразие мы отметили и для реликтового гоминоида.

Но антропологи не узнали неандертальца, когда он оказался во плоти и вблизи! Почему? Это требует анализа.

Во-первых, в описаниях наблюдений реликтового гоминоида на первом плане фигурируют такие признаки, о которых по ископаемым костным остаткам неандертальца нельзя было иметь представления: волосяной покров тела, отсутствие членораздельной речи, особенности поведения.

Во-вторых, у реликтового гоминоида не отмечено признака, без которого, как казалось, немыслим неандерталец: каменных орудий (так же как и пользования огнем). Мы настолько привыкли ассоциировать неандертальца с ашельско-мустьерской техникой обработки камня, что готовы даже включить этот признак в его видовое определение, хотя бы и нарушая этим исключением, делаемым для гоминид, все правила зоологической (чисто анатомо-морфологической) систематики. Но если мы находим в земле кости неандертальцев вместе с ашельским или мустьерским инвентарем, нет ли логической ошибки в обратном заключении: все неандертальцы всегда изготовляли такой инвентарь? Мы не знаем, все ли ветви неандертальцев употребляли искусственные орудия, — есть такие находки, как, например, родезийский человек (Брокен-Хилл), которые не сопровождаются никаким каменным инвентарем. Мы не знаем, все ли особи в пределах той или иной неандертальской группы изготовляли и употребляли искусственные орудия. Мы не знаем, при всех ли и всяких ли условиях неандерталец, способный изготовлять орудия, делал это. Последнее особенно важно подчеркнуть. Одни природные условия, и, соответственно, образ питания могли стимулировать эту деятельность, другие — содействовать ее затуханию. Представляет ли реликтовый гоминоид ветвь неандертальцев, которой вообще не было свойственно изготовлять орудия, или у этой ветви затухли такие навыки и инстинкты вместе с коренным изменением источников питания, существовавших в плейстоцене? Заманчивым представляется связать последнюю версию с картой подъемных сборов разрозненных орудий «мустьерского облика» поверхностного залегания в СССР (Береговая Н. А. Палеолитические местонахождения СССР // Материалы и исследования по археологии СССР, 1960, т. 81; ср.:

Сургай В. Т. Каменные орудия наших предков // Природа. М., 1960, № 2): они найдены, в общем, в пределах тех областей, на которые падают и сведения о реликтовом гоминоиде, словно, как опадающие листья, оставили потомки неандертальцев еще и в голоцене то тут, то там единичные подобия того, что в массовых скоплениях сохранилось от их предков в среднем плейстоцене. Но это — не более чем спорная догадка.

В-третьих, антропологи «не узнали» неандертальца по той причине, что они (несомненно, под влиянием археологических догматов) даже в мыслях не допускали отнесения к подлинным диким животным хоть какой-нибудь части неандертальцев. Неандертальцы из-за неких умозрительных посылок целиком ставились ими по сю сторону качественного перехода от животного к общественному человеку. Если, в отличие от других, я «узнал» неандертальца в «снежном человеке» — этом явлении бесспорно зоологического порядка, — то только благодаря выработанной мною ранее экологической концепции и философски обоснованной мысли о том, что часть ископаемых гоминид принадлежала еще к миру до-общественных, чисто биологических явлений.

Но раз речь идет о «неандертальском» истолковании «снежного человека», мы должны остановиться на важнейших тенденциях современной науки в неандертальской проблеме.

Примерно к 20–30-м годам XX в. в советской и зарубежной антропологии победила теория о так называемой неандертальской стадии антропогенеза: палеоантропы или неандертальцы (в широком смысле) перестали трактоваться как форма гоминид, параллельная другим или побочная, а стали в глазах ученых универсальной эволюционной ступенью между обезьянолюдьми и людьми современного физического типа; последние принадлежат, при всех расовых различиях, к единому виду неоантропов, сменившему вид палеоантропов или неандертальцев. Образовалась линейная филогенетическая схема: прямая цепь эволюции, при которой один вид выходит из другого, с исчезновением предыдущего звена. Эти схема была увязана со столь же прямолинейной археологический схемой последовательной смены раннепалеолитических культур.

Но вот в последние 20–25 лет в этой научной конструкции все настойчивее обнаруживаются недостатки. Можно наметить четыре основных процесса, отчетливо проступающих в сегодняшней научной мысли, отражающих накопление большого числа новых наблюдений и знаний: