Загадка XIV века

Еще одним заметным гостем был кузен Ангеррана и дядя невесты — Амадей VI Савойский, прозванный «зеленым графом», так как в пору его рыцарства, в возрасте девятнадцати лет, он появился в нескольких турнирах в шляпе с зеленым плюмажем, в зеленой шелковой блузе, и даже конь графа щеголял в зеленой попоне. За Амадеем следовали одиннадцать рыцарей, все, как один, в зеленых одеждах, каждый пригласил на арену даму в зеленом платье, дамы вели лошадей за зеленые поводья. Амадей никому не уступал в хвастовстве. По случаю торжества парижские магазины выставили лучшие товары, и «зеленый граф» выказал изрядную страсть к покупкам — он скупал драгоценные ожерелья, столовые ножи, ботинки, туфли, плюмажи, шпоры и соломенные шляпы. Амадей подарил королю «часовню» из рубинов и крупных жемчужин, стоившую ему 1000 флоринов; за подаренный роман он пожаловал поэту Гийому де Машо три золотых франка. Своей жене он привез четыре отреза реймсской ткани, стоившей 60 франков, и плащ, подбитый беличьими шкурками.

В честь Кларенса давали балы, обеды и ужины, устраивали игры в Сен-Поле и в Лувре. Тщательно подготовленный банкет обошелся герцогу Бургундскому в 1556 ливров. Стол поражал обилием разнообразной дичи, рыбы и птицы, обитавшей в ту пору в лесах и реках, мясо за обедом было от специально откормленных домашних животных. В сборниках рецептов приводится описание сорока видов рыбы и тридцати жарких. Провожая гостя, король подарил ему и его свите подарки на сумму в двадцать тысяч флоринов. Существовал обычай вручения подарков, демонстрировавший статус дарителя; одариваемый тоже извлекал пользу: он всегда мог отдать подарки в заклад и получить за них живые деньги.

В Милане герцога ожидала кульминация хвастовства. Галеаццо Висконти уже купил своему сыну дочь короля Франции, постарался и для дочери: нашел для нее английского принца. Висконти сознавал, что одержал двойной триумф, — еще одно чудо Бисциона. Такое прозвище получил семейный герб Висконти, на котором изображен змей, глотающий человека, предположительно сарацина. В Ломбардии правили совместно два Висконти — Галеаццо и его страшный брат Бернабо. Убийства, жестокость, алчность, удачное правление, сочетавшееся с диким деспотизмом, уважение к знаниям, поощрение искусства и похоть, доходившая до сексуальной мании, — все это характеризовало как одного, так и другого брата. Их предшественник Лукино был убит собственной женой, случилось это на речной барке после оргии, во время которой она развлекалась одновременно с несколькими любовниками, включая дожа Венеции и родного племянника Галеаццо. Жена решила убить мужа, прежде чем он исполнил то же намерение в отношении нее самой. Бесчинства Маттео, старшего брата Бернабо и Галеаццо, были таковы, что стали угрожать существованию государства, а потому в 1355 году братья убили его через год после вступления на престол, и тот «умер, как собака, без покаяния».

Война с папством, в результате которой братья Висконти захватили Болонью и другие феоды Ватикана, являлась их главной заботой. Когда легат привез Бернабо папскую буллу об отлучении от церкви, Бернабо заставил посланника съесть этот декрет вместе с шелковым шнурком и свинцовыми печатями. По слухам, он сжег на костре в железной клетке четверых монахинь и монаха-августинца. Причина неизвестна, возможно, это была месть церкви.

Жадный, коварный, жестокий и свирепый, часто впадавший в немотивированный гнев, Бернабо был воплощением разнузданного аристократа. Если какая-нибудь из его пятисот охотничьих собак была не в лучшей форме, он, не раздумывая, вешал всех псарей. Четыредесятница — quaresima — программа пыток, приписываемая Бернабо и его брату, вероятно созданная после вступления во власть, — была настолько страшной, что целью ее было скорее запугивание, чем применение на практике. В этой программе говорилось о дыбе [strappado

], о пыточном колесе, о сдирании кожи, выдавливании глаз, срезании носа и губ, отрубании конечностей — по одной за раз; за днем пыток следовал день отдыха, а заканчиваться все должно было смертью «предателей» и сознавшихся врагов.

Бернабо был на удивление похотлив, так что дом у него больше напоминал султанский сераль, нежели жилище христианского аристократа. От жены Регины у него было семнадцать детей — ходили слухи, что только она могла приближаться к нему, когда Бернабо пребывал в дурном расположении духа; еще больше детей, незаконнорожденных разумеется, было у него от многочисленных любовниц. Когда Бернабо ехал по улицам, все жители обязаны были опускаться на колени; он часто заявлял, что у себя он — Бог, папа и император.