Загадка XIV века

Кардиналам никак не удавалось заручиться одобрением Парижского университета, и тогда они поехали в Фонди, во владения Неаполитанского королевства, и 20 сентября на конклаве избрали из своих рядов нового папу. Сложившиеся обстоятельства требовали сильного и решительного человека, и кардиналы сделали невероятный выбор. Человеком, которого в тот же день увенчали тиарой как Климента VII, был Роберт Женевский, «мясник Чезены».

Избрание антипапы неизбежно сулило распри; возможно, интересы папства продиктовали бы выбор, наиболее приемлемый для итальянцев. А вот избрание человека, которого боялись и ненавидели по всей Италии, означало вызов, почти такой же сумасшедший, как и поведение Урбана. Возможно, и сам XIV век был не вполне вменяем. Если критерием здравомыслия является личная корысть, свободная от предрассудков, то, по суждению Мишле, «ни одна эпоха не была столь естественно безумной». Коллегия кардиналов, в которой доминировали французы, не обращала внимания на чувства итальянцев, однако так боялась сокращения доходов в результате реформ, что даже три итальянских кардинала[15]

молча согласились на избрание нового папы. Таков был результат авиньонской ссылки. Только циничный материализм позволил Роберту Женевскому занять престол святого Петра.

«О, несчастные люди! — восклицала Екатерина, выражая тем самым реакцию итальянцев. — Вы, кого церковь вскормила у своей груди, кого взрастила она в своем саду, как благоуханные Цветы, дабы вы, словно столпы, поддерживали Христа и, словно лампы, освещали мир и распространяли веру… вы, некогда ангелы на земле, вступили на путь дьявола… В чем дело? Мир разрушает яд себялюбия». Богатое воображение Екатерины, возможно, и было спутанным, но в нем чувствовалось почтение к великим церковникам и ощущение предательства. Врожденное здравомыслие святой, изменявшее ей, правда, в моменты экстазов, не позволяло Екатерине верить утверждениям кардиналов, что они избрали Урбана под давлением чрезвычайных обстоятельств.

Урбан и не подумал подать в отставку; вместо этого он за неделю сформировал новую коллегию кардиналов, а для защиты престола нанял отряд наемников под руководством одного из первых итальянских кондотьеров — Альбериго да Барбиано. Раскол дал Екатерине новую святую цель. «Настало время для новых мучеников, — подстрекала она Урбана. — Вы первый отдали свою кровь, какой же великий плод Вам достанется!» Поначалу так все и было. Силы Урбана одержали победу в сражении против соперника, армией которого командовали Сильвестр Буд и племянник Климента граф Монтье. Они отвоевали замок Святого Ангела и взяли в плен двух вражеских капитанов, в результате чего Климент вынужден был бежать из Рима и укрыться у Джованны Неаполитанской. Однако население было настроено враждебно, люди кричали: «Смерть антихристу! Смерть Клименту и его кардиналам! Смерть королеве, которая его защищает!»; поэтому Климент вынужден был уехать. Поняв, что в Италии пощады ему не будет, в апреле 1379 года вместе со своими кардиналами он вернулся в Авиньон.

Один папа и коллегия кардиналов в Риме, другой папа и коллегия кардиналов в Авиньоне… Раскол сделался ужасным и неопровержимым фактом. После войны, чумы и вольных рот он стал четвертым бедствием несчастного века. Выборы в Фонди прошли, и каждый король должен был определиться, чью сторону принять, кого выбрать — правителя или папу, с кем остаться — с папой или с народом. В ноябре 1378 года Карл V официально признал Климента и издал закон, запрещавший любому человеку в королевстве подчинение Урбану, будь то священник или мирянин. Он отверг постановления Вселенского собора, в защиту которых выступил Парижский университет, потому что не хотел решений, противоречивших интересам Франции. Университет вынужден был подчиниться.

Англия, пребывавшая в естественной оппозиции к Франции и французскому папе, оставалась лояльной Урбану; Шотландия, разумеется, приняла другую сторону. Фландрия, хотя и являлась феодом Франции, оставалась, по большей части, сторонницей Урбана, потому что граф Фландрии занимал в войне проанглийскую позицию. Император Карл IV вовремя скончался, и ему не пришлось принимать решения, однако его сын и наследник Венцеслав, недавно столь радушно принятый в Париже, объявил, что поддерживает Урбана, и увел за собой большую часть империи, за исключением некоторых территорий, таких как Эно и Брабант, примыкавших к Франции. Позицию нового императора одобрили Венгрия, Польша и Скандинавия, чем весьма разочаровали Карла V, поскольку он думал, что его решение привлечет других монархов и оставит Урбана в изоляции.