Французы собрались на Луаре и наконец-то превосходили численностью войско противника. Де Куси и его товарищи намеревались дать бой — «хочет того король или нет», — прежде чем противник уйдет в Бретань через Сарту. Тем временем Карл вел переговоры и убедил Нант, ворота в Бретань, настроенный профранцузски, не допустить англичан и, забыв про Монфора, объявить о своей верности Франции. В первую неделю сентября англичане все же перебрались через Сарту, и в эту же неделю состояние здоровья короля резко ухудшилось. Гной в фурункуле на его руке высох, что предвещало смерть, и врачи вместе с пациентом правильно истолковали этот сигнал. Карла перенесли на носилках в его любимый замок Боте-сюр-Марн; король послал за своими братьями и зятем, за исключением герцога Анжуйского — его Карл надеялся держать на расстоянии от королевской казны, — и приготовился отдать последние распоряжения.
Филипп Смелый поспешил в Париж, как и де Куси, поскольку был членом регентского совета. Герцог Анжуйский, которого извещали обо всем сторонники в Париже, тоже поспешил из Лангедока, хотели его видеть на совете или нет.
Последние дни король мучился от физической боли, но еще тяжелее были моральные страдания. На совести Карла лежали два греха — участие в схизме и сомнительная легальность налогообложения. Он увеличил временные права штатов, и они десять лет взимали с населения налоги, пусть король использовал эти деньги для обороны королевства и для «народного блага». Королевские сундуки он наполнил и купил верность аристократов народными деньгами. Что он скажет Богу? Он поднял Францию из руин, отнял у англичан — за исключением Кале — земли, захваченные противником во времена правления его отца и деда; выбил Наваррского из Нормандии; и, если ему и не удалось заключить мир, сумел добиться лояльности всех, кто в час выбора почувствовал себя французом.
Но не купил ли он возрождение страны за счет людских несчастий? Восстание в Лангедоке показало заплаченную цену, и Карл знал по сообщениям сборщиков налогов о недобром ропоте населения. «Угнетение подданных изъязвляло его душу», ибо незаконно введенные налоги вызывают гнев небес, а жалобы тех, кому король причинил вред, будут сопровождать его и за гробом, вплоть до Божьего суда. Анонимный автор аллегорического произведения «Сон садовника» назвал тиранами всех принцев, обременивших подданных невыносимыми налогами, а теологи предупреждали правителей, что нужно прекратить поборы и вернуть награбленное, если они надеются на спасение. Эта надежда и продиктовала королю последний поступок.
За несколько часов до смерти, полностью одетый и усаженный в кресло перед взволнованной толпой прелатов, сеньоров и советников, представлявших три сословия, король слабым голосом заговорил — сначала о схизме. Он взволнованно сказал, что «хотел пройти по этой, самой надежной дороге, и если поползет слух, что кардиналы действовали по наущению демонов, то знайте: на мой выбор не влияли соображения родства, но исключительно заявления этих кардиналов и советы прелатов, клириков и моих советников». Затем он указал, что всегда подчинялся решениям генерального совета церквей: «Господь не станет упрекать меня, если по моему невежеству я действовал противно истинному решению церкви». Это были слова чрезвычайно встревоженного человека.
В Средние века дрожащий путник, стоявший у дверей смерти, чаще всего порицал то, что совершил за свою жизнь. Когда речь зашла о налогах, то Карл, самый честный правитель своего времени, осудил себя за их взимание. Он объявил свою волю — «отменить подымный налог и чтобы с сегодняшнего дня и вовеки люди его не платили».
Существовали и другие, косвенные налоги, но подымный налог был основой, на которой держалась финансовая система страны. Объявить, что налог будет отменен, означало лишить своих преемников — если будет соблюдаться закон — важного инструмента управления. Поступок Карла не был помрачением ума. Правители и до него отменяли налоги и возвращали незаконно отнятые субсидии. Государи часто на смертном одре исправляли совершенное ими зло, и нередко, если монаршая воля исполнялась, королевская семья могла обанкротиться. Карл оставил своему сыну огромное состояние, но к 1380 году никто и помыслить не мог, что король должен жить с доходов собственного домена. Карл отлично понимал, что систематические финансовые вливания — главная забота правительства. Но, стоя у порога смерти, он чувствовал, что главное сейчас — веление души.
Карл получил последнее помазание, передал братьям своего двенадцатилетнего сына, а последними словами умирающего были слова о налогах: «Отмените их как можно быстрее». Бюро де Ривьер со слезами на глазах встал на колени у постели и обнял короля. Всхлипывавшую толпу удалили из комнаты с тем, чтобы последние мгновения Карла прошли в тишине. Он скончался 16 сентября 1380 года, и его последнее распоряжение было объявлено на следующий день. Народ возрадовался, а вот у братьев покойного короля возникли смешанные чувства, и даже создалась взрывоопасная ситуация.